– Они лишь следуют своим указаниям, – мои слова прозвучали довольно многозначно, но тогда я придерживался своей позиции, а мой приятель мог подумать, что я поддержал его. Поэтому наш диалог завершился.
Спустя некоторое время хорошее расположение духа снова вернулось к нам. Я помню, как на смуглом лице Дмитрия вновь загорелась улыбка, как серые глаза его светились искрами настоящего счастья. И я тогда тоже был счастлив. То были славные мгновения неподдельной радости и детской беззаботности. Ах, как же хочется опять пережить этот день! И если бы мог я остановить время и переместиться в прошлое, навсегда бы остался около того чарующего озера…
– Глянь, как торжествует стихия! Не могу я вспоминать дрянь, когда небо так добро к нам! – Дмитрий глядел вдаль с неподдельной теплотой и любовью, на его глазах даже блеснули крупинки слез.
Погода действительно была чудесной. Я и сам пребывал в каком-то забвении, блаженстве, наблюдая, как на лазурном небе церемонно проплывают облака, как они превращались в самых разных существ, то обыденных, то похожих на мифологических, а то и вовсе ранее нам не знакомых.
– Посмотри на то облако! – Дмитрий указал пальцем на очередного белого гиганта. – Разрушенная башня и птица рядом! Напоминает силуэт ворона.
Я прищурился, но ничего из описанного товарищем разглядеть не мог. Скорее, эти облака напоминали далекие верхушки гор.
– Вон, рядом, большой змей летит! – восторженно продолжал Дмитрий. – Ах, как отчетливо видны его крылья! Чудеса! Ты видишь?
– Да где же? – Я бегло осматривал каждое облако, но подобие летящего змея так и не смог рассмотреть.
– Вот же! Около ворона и останков башни! Выше гляди!
Я перевел взгляд на «ворона и останки башни», которые все еще были для меня верхушками гор, и с изумлением засмеялся:
–
Действительно, крылатый змей с распахнутой пастью гордо возвышался над «горами», а его длинный острый хвост прогнулся под неестественным углом, либо же то было продолжение четвертой лапы…
Моему восторгу не было предела. Все это казалось волшебством, а Дмитрий – волшебником, который создавал эти невероятные образы. Я никогда не смотрел на небо с таким искренним восхищением и интересом.
– Я так счастлив, мой дорогой друг, так счастлив! – с трепетом произнес Дмитрий, укладывая голову на траву. – Я бы
Будто бы
Это место, этот день – все это я буду хранить в своей памяти всю жизнь.
***
А вечером того же числа я почему-то вспомнил, как в К-городе, разбирая сумки, Дмитрий нашел у меня скрипку. Кроме того, я был счастливым обладателем рояля, а скрипку мне подарили в качестве сувенира, но я ни разу не играл на ней. Зато мой товарищ тут же взял в руки смычок, сыграл пару нот, а затем виртуозно исполнил сначала несколько композиций Маттейса и Моцарта, а после и свои собственные. И я вновь подивился: каким же талантливым был мой приятель!
Однако в тот же миг опечалился: удача никогда не была на его стороне. Все таланты Дмитрия до сих пор оставались незамеченными. Мне искренне жаль таких людей. Я понимал и понимаю, что ничем помочь ему не могу, и все же, с воодушевлением когда-либо рассказывая о своих успехах, во мне часто просыпается странное чувство вины, а потом еще долго мучает совесть…
О, читатель, уж если постигнет тебя неудача, если злых людей окажется больше, знай, ты не одинок – с тобою тысячи таких же борцов за правду. Не забывай и Дмитрия, всегда помни его, как такого же несчастного путника в несправедливом и жестоком мире.
19.08
Ах, Дмитрий! Ненавижу я тебя за твое легкомыслие! Совесть теперь меня ежечасно гложет, ибо не смог отговорить тебя! Хитрец тот барин, а кроме того и умен, но недооценил он своего противника.
***
В тот вечер смог-таки Дмитрий насолить тому барину. По его рассказу, обыкновенно спокойный и немногословный господин в сердцах, в припадке безумного гнева кричал что-то о Боге, взывал к совести, а чуть успокоившись, заявил, что вызывает Дмитрия на поединок, так как тот самым бессовестным образом оскорбил его честь.
Я решительно перебил моего приятеля:
– Пиши письмо с извинениями! Сейчас же!
– Как можно! – возмутился Дмитрий. – Уж если так сложились обстоятельства, ни о каких письмах и речи быть не может!
– Ей богу, переступи же ты через свою гордость! – Я безуспешно пытался вразумить своего товарища. – Или не понимаешь, как все может закончиться?!
– О какой гордости может идти речь? Ты не был там, потому знать не знаешь, из-за чего именно встрял конфликт.
– Ну так просвети меня!