Дас Систем

Ловкими движениями она сняла корпус, взяла в руку маленькую отвёртку и открутила болтики внутри. Затем извлекла наружу маленькую металлическую коробочку. Невозможно было поверить, что в этом ящичке умещаются многочисленные гигабайты данных — столько же информации, что и в городской библиотеке с сотнями тысяч книг.

Она вскрыла второй из четырёх компьютеров на своём столе и установила винчестер в него.

— Это система у меня — для анализа.

— А вирус туда не переберётся вместе с жёстким диском?

— Нет. Я не буду его загружать, и программы с него не запустятся. Он только отсканируется. Данные будут считаны и загружены в защищённую область[12]. Затем моя программа анализа будет искать сигнатуры[13] известных вирусов и программ-шпионов.

Она собрала компьютер, включила его и запустила нужную программу. Появился индикатор хода выполнения, который заполнялся очень медленно.

— Это займёт какое-то время. Я проголодалась, а ты? Марк кивнул.

— Тут неподалёку есть замечательная турецкая закусочная, — сказала Лиза. — Там делают лучшие в округе дёнеры.

Не дожидаясь ответа, она вышла из квартиры. Удивлённый Марк пошёл следом. При её стройности, он ожидал услышать, что Лиза питается овощами и лишь иногда позволяет себе парочку суши.

Было около четырёх часов дня. Светило солнце, люди бродили по Альтоне с сумками, полными покупок. Картинка была такой умиротворяющей, что Марк на мгновение забыл, что он находился под подозрением в убийстве и разыскивался полицией. К счастью, полиция не успела вывесить розыскные ориентировки.

Турецкая закусочная представляла собой маленький киоск. Дёнеры действительно оказались превосходными.

После еды они выпили крепкого и ароматного турецкого кофе.

Когда они неспешно брели назад по оживлённым улочкам, Марк вдруг сказал:

— Лиза, мне жутко жаль, что я уволил тебя тогда. Я поступил с тобой несправедливо. Пожалуйста, прости меня!

Она ответила, не глядя на него:

— Что было, то было.

Голос звучал ровно. Остаток пути они молчали.

К их возвращению в квартиру, программа анализа завершила работу.

«17 patterns matching»[14] — говорилось в окне отчёта. Ниже следовал список этих 17 непонятных фрагментов кода.

— Погляди-ка, — сказала Лиза и наморщила лоб.

— Что там? — спросил Марк. — Вирус?

— Нет… Или, может быть, да. Точно не знаю. Но я хорошо знаю сигнатуры, которые нашла программа. Они все — из клиента ДИНЫ.

Клиент ДИНЫ был программой, которая работала на сотнях тысяч компьютеров, выполняя обработку данных для заказчиков во время бездействия, и передавала результаты на центральный сервер ДИНЫ.

— Получается, ты установила клиент ДИНЫ на свой компьютер?

— Нет, не устанавливала. Если бы ДИНА каким-то образом установилась сама, я бы заметила. Тут — не ДИНА, по крайней мере, не клиент ДИНЫ, который я знаю. Но он содержит фрагменты кода ДИНЫ.

— Что это значит?

— Это значит, что кто-то модифицировал нашего клиента ДИНЫ, сделав из него нечто иное.

— Но почему? Чего он хотел тем самым добиться?

— Я не знаю. Но эта штука сама загрузилась на мой жёсткий диск, как червь. И она прокралась через все мои защитные барьеры.

— Это значит, что кто-то перепрограммировал ДИНУ в вирус?

— Похоже на то. При этом в очень хитрый вирус. Думаю, что его нельзя обнаружить ни одним из коммерческих антивирусов.

Марк побледнел.

— Получается, что этот вариант ДИНЫ распространился по всей сети! Боже мой, вероятно, ДИНА работает уже не на сотнях тысяч компьютеров, а на…

— …а на паре сотен миллионов, — закончила Лиза его мысль.

Глава 30

г. Гамбург, рынок Клостертор,

суббота, 22:19

Фридеман Унгер чувствовал себя просто великолепно. Адреналин бурлил в его венах, словно после сомы, нагнетаемый грохочущим ритмом барабана и ритмичными хлопками людей. Его пальцы сами скользили по грифу Ibanez. Сцена тряслась, когда он вместе с Юргеном, басистом, скакал в такт под Satisfaction[15].

Примерно пятьсот зрителей, преимущественно за сорок, собрались под крышей городского рынка на Фестиваль классического рока. Царило безбашенное настроение. Группа Унгера Shallow Pink[16] выступала второй из четырёх групп, исполнявших хиты великой эпохи рока. Ощущение от того, что стоишь на настоящей сцене, было просто фантастическим. И вопреки всем опасениям, охватившим его после вчерашней плачевной репетиции, играли они великолепно. Публика была в полном улёте.

Олаф так ревел в микрофон, что Унгер был уверен: их солист после этого выступления не сможет разговаривать три дня.

— I can’t get no… satisfaction… but I try, I…[17]

Раздался оглушительный визг. Наверное, микрофон фонит. Унгер взглянул на Олафа, который в растерянности смотрел на микрофон, а затем перевёл полный мольбы взгляд в центр зала на звукорежиссерский пульт. Звукорежиссёр пожал плечами. Унгер продолжил играть в надежде, что страшный шум исчезнет сам собой, но из-за скрежета его гитару была совсем не слышно. Шум не прекращался. Зрители начали затыкать уши.