Даша и Медведь (СИ)

— Я его убил, — спокойно сообщил он. Снова. Как когда-то сказал и про отца.

— Убил? Но как же? Он же…

— Моей заслуги в этом мало. Оказалось, безглазые джинны не могут особо ничего, даже бегают плохо, — грустно усмехнулся он, а я все же разревелась и полноправно уже вцепилась в него. — Ты умница, Даша. Я был неправ на твой счет…

— Я такая трусиха, Глеб!

— Не трусиха ни разу.

— Так мы свободны?

— Конечно, свободны, — гладил он меня по волосам. — Поправишься, и поедем домой. У меня же еще две недели осталось из выделенного тобой месяца, надо нагонять упущенное.

Я смеялась сквозь слезы, шмыгая носом и пытаясь поверить, что все и правда закончилось. Мне казалось, что я здесь год, а не две недели. Мы полежали немного в тишине, пока она заполняла нас робким счастьем. Уверена, Глеб чувствовал то же самое — видела по напряженному взгляду.

— А я ходила росомахой к твоему дому каждую ночь, представляешь? У меня даже почти получалось там находиться будто по-настоящему…

— Я видел, — прошептал мне в макушку.

— Правда?

— Угу.

— А я тебя не видела. Хотя так хотела.

— Тебе было плохо этой ночью, поэтому в бреду ты и не запомнила ничего. Побежала по привычке. К счастью, — и он осторожно сжал меня.

— Азиз хоть успел попросить прощения? — Не верилось, что этого ублюдка больше нет. Внутри все еще сидел страх, что он заявится, как приходил каждое утро.

— Я не стал слушать.

— Какой ты у меня…

— Какой?

— Бояться тебя надо всем, — веселилась я. Боялась перестать болтать с ним.

— К сожалению, не такой, которого бы эти боялись. Но вместе мы, как выяснилось, совсем ничего. Ты бьешь, я — добиваю.

Я рассмеялась, но потом нахмурилась, приподнимаясь на руках и осматриваясь:

— Я видела медведя, — прищурилась. — Мне, правда, показалось это бредом. И в ночь, когда меня увезли…

— Даша, это был не бред. Тот медведь — это я.

80

Я не думала об этом все это время — были проблемы поважнее. Да будь Глеб самим чертом, плевать — я бы хотела к нему. Только теперь все наше знакомство складывалось в интересную картинку.

— То есть это ты разобрал мою машину и меня едва не сожрал в ней? — покачала я головой, округляя глаза.

— Не сожрать я тебя хотел, — стиснул он пальцы на моих бедрах. — А то, что хотел, сделал сразу же…

— Какой же ты… — ошалело шептала, чувствуя, что снова накрывает от новой порции правды. Все же с ним это чувство противоречия, когда хочется бежать и к нему, и от него, никогда не исчезнет.

— Какой? — скалился он.

— Медведь! Ты! Боже! Я так тебя боялась!

— Боялась? — потянул меня к себе, но когда наши губы влетели друг в друга, все это снова потеряло значение. Я перекинула ногу через его бедра, прижимаясь сильнее и рыча, коготки скользнули по его шее, вызывая ответный рык мужчины. Но в следующую секунду он сжал ладонь на моем затылке: — Нельзя. Тебе нужно восстанавливаться…

Мы оба тяжело дышали, пытаясь унять рванувшее в вены желание. Теперь, когда все позади, голоду хотелось дать выход и напряжению — тоже. Но мой Медведь был непреклонен — пришлось перекочевать в его руки и проехать в них в ванную.

— Горевич с Константином заканчивают дела, поэтому ждем — без них нас из страны не выпустят, — ворчал он, осторожно обмывая мне плечи так, чтобы не попало на спину. И такая осторожная забота в его исполнении сворачивалась в душе нежностью, от которой было даже трудно дышать. Глеб рассказывал мне, что происходило там, в Питере, после того как он вышел из больницы. А я видела, как больно ему смотреть на зверства Азиза, как намеренно не говорит об этом, но чувствует себя виноватым. Такому, как Глеб, тяжело пережить то, что случилось. — Даша, почему молчишь?..

— Думаю о тебе.

— И что думаешь?

— Думаю, что хочу за тебя замуж.

Он наверняка и глазом не моргнул — я не видела. Только рука его на плече едва заметно дрогнула — не ожидал.

— Делаешь мне предложение?

Но, кажется, «рулила» сейчас росомаха, а за эту неделю я прониклась к ее инициативе, хоть и заводила она нас порой на опасную дорожку. Мне нравилась ее бескомпромиссность. Если свободу — то только настоящую, если Медведя — то всего «с кожурой и косточками».

— Делаю.

— Не буду ломаться, — усмехнулся он и накинул полотенце мне на плечи. Потом обошел и присел у ванны на корточки, на краю которой я сидела. — Я согласен.

И так серьезно это сказал, что я понимала — давно все взвесил, решил, продумал и просчитал.

— Ты не относился серьезно к моему испытательному сроку, да?

— Я его не прошел, — хмуро возразил он.

— Глеб, прекрати себя колупать, — обняла его за шею. — Ты же меня нашел. Ну и что, что тебе помогли, это наоборот отлично — ты стал доверять, принял верные решения и спас меня.

Я млела от того, как его сильные руки скользят по бедрам и обхватывают ягодицы. Сколько всего в его скупых действиях, что никаких слов не нужно. Он вынес меня из ванной и вернул на кровать:

— Постельный режим, — приказал строго.

Позже в номер доставили обед, а еще смущенно просочился незнакомый мне мужчина, который, как выяснилось, близкий друг и сотрудник Глеба — Стас. Он разглядывал меня таким сияющим взглядом, что рот сам растягивался в ответную улыбку.