Читаем Даша из морской пехоты полностью

Жизнь в госпитале между тем продолжалась. Начались перебои со средствами для наркоза, и теперь часто приходилось делать операции при полном сознании раненых. Основным наркотиком одно время был медицинский спирт… Потом стало недоставать и его. Оперируемых и держали, и привязывали, и давали раненому в зубы ветку, чтобы стиснул и терпел, терпел. Некоторые страшно кричали и впадали в болевой шок, из которого их нелегко было потом вывести. Дарье порой бывало страшно, но наградой за такие мучения было чудесное выздоровление многих бойцов, считавшихся безнадежными.


Категорически не хватало питания… Все чаще и чаще Наум Михайлович в ущерб врачебным процедурам срывал медсестер и санитарок и посылал их по близлежащим поселкам за провиантом или отправлял собирать на неубранных полях мерзлую картошку. Девушки мыли окоченевшими руками клубни, очищали от примерзшей грязи, размораживали, варили. И такой картошкой приходилось кормить раненых. Но мало кто роптал – война есть война…


И все чаще и чаще Даша думала об Андрее… С того дня, как он проводил ее до госпиталя, девушка ничего не знала о нем, и сердце болезненно сжималось при мысли о том, что его штурмовой взвод может быть сейчас на самых опасных участках фронта…

Глава 9

Подходы к окраине города гитлеровцы постоянно подсвечивали осветительными ракетами… Мертвенно-бледный свет «осветиловок» зависал над песчаными барханами, тянущимися вдоль русла реки, над раскинувшейся невдалеке кипарисовой рощей, серебрил рельсы на полотне железной дороги.

Со стороны немецко-румынских позиций слабый ветерок доносил возбуждающий запах вареных сосисок и приторно-сладкий – свиной тушенки.

Где-то вдалеке дружно залаяли одичавшие псы…

Романов беспокойно заерзал у рельса, и Паршаков толкнул его локтем.

– Ну не могу я спокойно запах мяса переносить! – зло пробурчал матрос. – Меня он бесит после нашей мороженой картошки!

– Скоро пойдем, не дергайся! – осадил разведчика Андрей.

Сливаясь в белых маскхалатах со снежной крупой, припорошившей окрестности Севастополя, разведчики уже почти час лежали, укрываясь за рельсами, на железнодорожной насыпи. Наконец на левом берегу речушки трижды сонно проухал оголодавший филин. Это был условный сигнал о том, что группа прикрытия вышла на позиции.

Дождавшись, когда погаснет очередная «осветиловка», Андрей локтем толкнул Романова и тихо сказал: «Пошли!»

Разведчики редкой цепью скользнули через железнодорожную насыпь. До батареи гитлеровцев было метров сто, но разведчикам пришлось потратить на их преодоление более получаса, замирая в снегу во время вспышек осветительных ракет, запас которых у фашистов, похоже, был неиссякаемым.

Гаубицы, как и положено, были укрыты в капонирах, около них суетились румыны – Андрей опознал их по остроконечным пилоткам, натянутым на уши. Эта батарея уже трое суток сводила на нет все попытки моряков и пехотинцев прорваться к окруженному на окраине города полку морской пехоты. Артиллерийский огонь по пристрелянным ориентирам заставлял бойцов падать в снег и откатываться на исходные позиции, неся бессмысленные потери. А по ночам гаубицы лупили по жилым кварталам, снося дом за домом. Пока, наконец, командование не приняло решение остановить этот расстрел, отправив группу разведчиков морской пехоты под командованием младшего лейтенанта Паршакова разобраться с батареей и ее обслугой.

Наконец, разведчики подобрались к позиции артиллеристов на расстояние броска…


– Как только они произведут следующий залп, атакуем! – сказал Андрей Романову. – Передай по цепи!

Румыны закинули в казенники очередную порцию снарядов, и залп разведчиков слился с гаубичным залпом…

Разведчики ворвались на позицию.

– Саперы, работайте! – приказал Андрей.

Трое саперов быстро заложили фугасы под гаубицы, заминировали ящики со снарядами, укрытые в капонире в ста метрах от позиции.

– Все, командир! – выдохнул, тяжело дыша, командир саперов Балуев, подбежав к группе из темноты.

– Отходим! – крикнул Паршаков, и разведчики ушли за насыпь. Внизу, в редком голом кустарнике улеглись на стылую землю, и Балуев, накинув электропровода на клеммы КПМ, вставил в гнездо сбоку прибора приводную ручку и резко закрутил ее. Как только на панели зажглась сигнальная лампочка, сапер утопил в гнезде кнопку подрыва…

За насыпью рвануло так, что под разведчиками вздрогнула и тяжело вздохнула земля. На головы и плечи с сухим шорохом посыпались с неба мелкие камни и комья смерзшейся земли. От наступившей после взрыва тишины зазвенело в ушах…

Но тишина не затянулась надолго. Со стороны частного сектора зазвучали громкие голоса, раздались одиночные выстрелы. Там, видимо, был грамотный командир, и очень скоро автоматный огонь накрыл железнодорожную насыпь.

– За мной! – приказал Андрей, и разведчики, низко пригибаясь, побежали к реке.

У реки встретились с группой прикрытия.

– Как у вас?! – спросил Паршаков, сплевывая вязкую, горькую слюну.

– Со стороны улицы заходят автоматчики! Много! – ответил Димка Кораблев, который был в группе прикрытия старшим. – Путь один – через реку! А дальше по обстановке!

Перейти на страницу:

Все книги серии Военно-полевая любовь

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза