Даша из морской пехоты

Однажды ее вызвал к себе капеллан и завел долгую беседу о милосердии, о душе и прочих христианских добродетелях. Он явно выполнял указание гауптмана Хольта, которого беспокоило душевное состояние снайпера Раудене. Сауле, возвращаясь с охоты, не раз замечала на себе его тревожные взгляды.

– Вы должны беречь свою душу, – бубнил капеллан, перебирая на толстом животе четки. – Я вижу у вас преждевременные ростки пессимизма и некоторую долю отчаяния. Вероятно, это вызвано гибелью вашего сослуживца Брюно Сюткиса, но вы должны…

– Да ничего я никому не должна, падре! – перебила его речь Сауле. – И не нужно мне беречься от преждевременного пессимизма и некоторого отчаянья. Это нужно вам, святой отец, а не мне!

– Вот как? – удивился капеллан. – Это по какой же причине?

– По той причине, что вы ханжа, падре! Да-да! Согласитесь, не каждому дано с простодушной миной на лице устремлять свой кроткий взор поверх всего, что здесь происходит, на Пресвятую Троицу, шепча молитвы и не желая при этом замечать, что мы все на войне теряем душу, убивая себе подобных! Но вы это проделываете мастерски! Согласны?! Нет? Не смешите меня, святой отец! Европа, пережив мировую войну и кучу революций, жаждала мира, а вы, что делали вы – отцы Церкви? Люди Европы строили мир, а в Германии все были усердно заняты подготовкой новой войны, хотя только что проиграли предыдущую. А вы, падре, и ваши коллеги во имя Божье и во имя любви к ближнему благословили и освятили ее… Да, я допускаю, что вы делали это не так громогласно, как прежде, и с некоторой долей смущения, но ваше благословение ваши коллеги военные восприняли пылко – громче позвякивая мечами и пылая жаждой победы над Европой во славу великой Германии.

Капеллан внимательно посмотрел на Сауле – он явно не ожидал от нее подобной отповеди.

– Мы здесь выполняем нашу основную миссию – приносим умирающим на поле боя утешение, – сказал он, но руки его, перебирающие четки, стали заметно подрагивать. – Вы, дочь моя, об этом как будто совсем забыли.

– Не надо было допускать побоища, чтобы потом не утешать умирающих на поле боя! – отрезала Сауле. – Почему вы, святые отцы, не объявили голодовку против войны?! Почему не запретили своим прихожанам участвовать в войне? Вот в чем был ваш долг! Опять нет? Да что вы, падре?.. Да-а, видно, времена мучеников миновали! Кто-то из древних мыслителей сказал, что религия нужна тем, кто боится оказаться в аду; а духовность – тем, кто там уже побывал. Вы, падре, конечно, из первой категории… Позволите задать вам честный вопрос, на который я хочу получить честный ответ?

– Задавайте, – неуверенно сказал капеллан. Голос его при этом противно заскрипел…

– Когда я вынуждена была присутствовать на ваших церковных службах в окопах, я постоянно слышала моления о победе нашего оружия в этой войне. Как вы думаете, падре, Иисус Христос стал бы молиться о победе, скажем, филистимлян над галилеянами? Ну или наоборот…

– Это очень сложный вопрос… – заныл капеллан.

– Он очень простой на самом деле! – перебила его Сауле, поднимаясь с табурета. – Очень простой. И ответ на него один: нет! Хотите, я расскажу вам, что я видела, когда возвращалась из своей засады на русских? Вы помните, неделю назад все говорили об Эрике Шварце? Будто он пропал без вести? Думали, его выкрали русские разведчики… Так вот, я нашла его. На полпути между поселком и тракторной бригадой. Он лежал лицом вверх, и я не увидела никаких повреждений на нем. Понимаете? Я перевернула его и почувствовала какую-то тяжесть в ранце. Я открыла ранец и обнаружила… ручную швейную машинку, старательно обернутую плащ-палаткой. Мне стало не по себе. Из-за чего он погиб?! На нем не было ни единой царапины, просто споткнулся и упал. И швейная машинка своей тяжестью сломала ему шею… Не стала я никому в роте рассказывать о своей находке, чтоб не осудили человека… Наверно, зря. Вы поняли, о чем я, святой отец? Хотя вряд ли… Шварца убила швейная машинка, падре!

У вас, падре, не возникает ощущения бессмысленности вашей жизни? – спросила Сауле, уже взявшись за ручку двери. – Хочу вам сказать, что вы, святые отцы, бесполезны здесь, в окопах. Оправдывая свою бесполезность, вы будете всегда стремиться избегать, отрицать или изображать солдат жертвами, агнцами Божьими – малодушными и недовольными собой и окружающими… Больше не приглашайте меня на свои душещипательные беседы, падре! У меня нет на это ни желания, ни времени!

Сауле вышла из комнаты капеллана, превращенную в некое подобие походной часовни, громко хлопнув дверью.