Даша из морской пехоты

– Плохо там, Дашуня! – сказал Андрей и взыграл желваками на обтянутых сухой кожей скулах. – Сегодня мы отбили двадцать атак. И потеряли двадцать моряков убитыми. Остальные ранены… Из тех, кто сражался здесь с первого ноября, осталось пять человек. Пять человек, Даша! И это… Это страшно! Я послал посыльного в штаб доложить о нашем положении… Не знаю, что они там смогут придумать, но в любом случае ночью мы начнем отход, ибо сражаться дальше мы не в состоянии. Нет бойцов!

– А раненые? – Даша готова была разрыдаться – сколько же боли было в голосе Андрея! Неземной боли… – Мы же не бросим их здесь?

– Да, еще сорок раненых. Которых мы должны вынести. Вынести во что бы то ни стало! – голос Андрея звучал глухо, как из подземелья. – Каким бы ни было решение штаба, к ночи я начну готовить переход! Я уже послал предупредить командира пехотинцев, что в полночь мы оставим позиции.

Андрей мельком взглянул на Дашу, и его сердце чуть не разорвалось от боли. Ему стало стыдно – он думал сейчас обо всех, об убитых, о раненых, совершенно не думая о ней – о девушке, которую он любил всем сердцем. Ему стало стыдно, потому что он совсем не думал о том, каково ей – хрупкой слабой девочке ковыряться в раненых, по локоть в крови, среди стонов, проклятий и пятиэтажной матерщины? Каково худенькой девчонке вытаскивать под обстрелом с поля раненого бойца, весящего под центнер, да еще волочь при этом на себе его винтовку или автомат! Или стирать завшивленное солдатское белье…

– Дашуня, прости меня! – хрипло сказал Андрей. – Прости, дорогая! Я должен был хоть как-то облегчить тебе твою работу, но мне было не до этого. Я сейчас чувствую себя последним подлецом, ибо все эти дни мои мысли были заняты другими вопросами. Но только не тобой.

– Господи, Андрюша, ты о чем?! – воскликнула Дарья. – Да разве было у тебя время думать обо мне, когда чуть ли не с первого дня ты взвалил на себя ношу командира отряда?! Я же видела, как ты буквально разрываешься на части, организовывая оборону и ответные атаки моряков. А я… Я чувствовала твой локоть даже тогда, когда ты на минутку присаживался рядом со мной во время затишья. Мне было достаточно этого, поверь. Ты был жив, был рядом, и это давало мне силы снова и снова ползти на поле боя за очередным раненым. Не казни себя, Андрей. Ты делал все, что мог, и не в твоих силах было сделать больше.

– Я должен был дать тебе возможность полноценно отдохнуть, должен…

– Боже мой, Андрей! Что ты несешь?! – Дарью вдруг прорвало, и она прервала его монолог. – Что ты мог сделать?!

Она рывком сорвала с головы шапку-ушанку, обнажив обритую наголо голову.

– Ты видишь это? Видишь?! Я втайне от тебя попросила старшину Михеева побрить меня! Потому что меня достали вши! У меня были шикарные густые волосы, но их не промоешь водой из солдатского котелка. Да и вода у нас на вес золота… И знаешь что? Знаешь?! Я тебе скажу! У Михеева, хоть он и наш старшина, не оказалось для меня и Машки бюстгальтеров, да еще и подходящих размеров! И он взамен выдал нам по две пары солдатских трусов. У меня сапоги сорокового размера, а ношу я тридцать шестой! Ты мог бы заняться вот этими моими, казалось бы, простыми проблемами? Мог?!

Она разрыдалась, уткнувшись головой в его пропахший потом и порохом бушлат.

Андрей гладил ее колючую мальчишечью голову и… с трудом сдерживал подступившие к краям глаз слезы…

Ему было двадцать лет, но сейчас он чувствовал себя пожилым, изрядно пожившим-победовавшим и истерзанным жизнью человеком…

Глава 5

Сауле – по-литовски солнце. Она и была похожа на солнце: с волосами цвета вымытой дождями пшеницы, с рыжими веснушками на щеках, расцветающих мягкими ямочками, когда Сауле улыбалась… У нее были мягкие, нежные руки с такими же ямочками у оснований пальцев, как и на щеках, длинные, крепкие ноги, серые с голубоватым отливом глаза…

Еще до вторжения Германии в Советский Союз Сауле входила в одну из подпольных антибольшевистских групп, действовавших на территории Литвы. Ее муж Пятрас Раудис был настолько захвачен борьбой с Советами, что за те две недели, что прошли со дня их венчания, он не нашел ни минутки, чтобы исполнить свой супружеский долг… Сауле, будучи замужней женщиной, так и осталась девственницей, поскольку Пятрас был убит при нападении на патруль советских пограничников, и Сауле, у которой не было родителей, потеряв и мужа, осталась сиротой. Она поклялась жестоко отомстить за смерть мужа, и теперь смыслом ее жизни стала война. Она и раньше неплохо стреляла из мелкокалиберной винтовки, занимая призовые места в соревнованиях среди литовской молодежи, а теперь, вступив по призыву бригаденфюрера СС Висоцки в батальон СС, стала, что называется, профессиональным снайпером. До того момента, как батальон литовцев перебросили в Крым, на снайперском счету Сауле было уже семь русских, и она гордо носила на плечах погоны унтер-офицера.