— Я просто хочу уточнить твою позицию, Даша, — максимально серьезно начал Подводник. Было заметно, что моя отповедь не на шутку задела его. — Ты живешь в сословном государстве, которое два последних десятилетия последовательно отбирает у тебя гражданские права — право собраний, право на личную жизнь и тайну переписки, право на суд равных… При этом протестовать ты не можешь — все известные тебе случаи протеста заканчивались тюремными сроками для участников. И ты тратишь свое время, свою кипучую энергию на войну с Богом, которого, вполне вероятно, и это я тебе как верующий говорю, даже может и не быть! Где логика, где смысл?
И тут стыдно стало мне. В словах Подводника было до обидного много правды.
— Хорошо, — скрипя зубами, сказала я, — я больше не атеистка, с сегодняшнего дня я пофигутеистка. Можете мазать «Доходон» елеем. Мне всё равно.
— Откуда столько негатива, Дарья? — спросил несколько обескураженный моим тоном Подводник. — Космонавты, подводники, летчики… — люди, что каждый сталкиваются с опасностью, всегда были верующими. «Не бывает атеистов в окопах под огнём», — как говорят люди, побывавшие в окопах.
— Эта фраза из Егора Летова, вообще-то. Единственный окоп, в котором он побывал, — это его собственная могила, если что.
— Это мне мой воевавший дед сказал, когда твой Егор еще под стол пешком ходил. Вот слышала, небось, что космонавтам нужно перед стартом обязательно на колесо автобуса пописать?
— Ну, слышала, — согласилась я, — безобидный смешной обычай.
— Это суеверие, Даша. Начальная форма самозарождения религии. Предлагаешь запретить?
— Хорошо, хорошо, — я подняла руки вверх, показывая, что полностью капитулирую, — если космонавтам становится спокойнее от того, что они проведут этот религиозный ритуал окропления колеса, то нехай буде.
— Это просто вопрос культуры, — подвел итог Подводник, — кому-то ближе обоссаное колесо, кому-то Иисус.
— Друзья, не будем ссориться, — взяла меня под локоток Посредник и, уведя меня в сторону, добавила, — Даша, тебе пора на клизму.
— Какую клизму? — оторопела я.
— Двухведёрную. Со скипидаром и патефонными иголками, Дарья, — взмахнула руками Посредник, — ну что за вопросы, тебе в скафандре больше суток сидеть.
— А-а-а… — сказала я многозначительно. Потом я сказала «О-о-о» и «Ого», но подробностей от меня не ждите. В каждой девушке должна быть загадка.
Следом шел обряд надевания скафандра и несколько часов скуки в автобусе, который вез меня на стартовую площадку. Пользуясь случаем, я наконец-то собралась с мыслями и сделала то, что долго обдумывала, но постоянно откладывала. Написала посмертные записки родным. Письма, в смысле, которые пишут астронавты, смело ступая туда, откуда можно и не вернуться.
Я попрощалась с братиком, с отчимом и с мамой. Пиша записку маме, я так расчувствовалась, что даже всплакнула. От горестных мыслей меня отвлекло прибытие на космодром.
На прощанье я сфотографировалась с северокорейскими инженерами, обнялась с Посредником и заковыляла к своему сверкающему в свете прожекторов космическому кораблю. Почему заковыляла? Скафандр был чудовищно тяжел и неудобен и весил вместе с заряженным ранцем системы жизнеобеспечения, наверняка, больше, чем я.
Но я терпела. Если я не вернусь, единственное, что останется от меня, помимо тысяч часов пустопорожних рассуждений в моем ютубовом бложике, это вот это вот видео. В котором я гордо шагаю в будущее в своём алом скафандре первопроходца.