Дашкова

Об осознании Дашковой особенностей своего положения свидетельствует малозначительный, на первый взгляд, эпизод. В разговоре королева коснулась танцев. Мария-Антуанетта выразила сожаление, что при французском дворе принято танцевать только до 25 лет. Дашкова возразила, что танцевать стоит, «пока ноги не отказываются служить». На следующий день в Париже все из уст в уста передавали вырвавшуюся у княгини фразу. Но это не доставило ей радости: «так как похоже было, будто я хотела дать урок королеве».

Впервые в жизни Екатерина Романовна задумалась, как звучат ее слова – самые невинные – со стороны, как их слышат люди. Ей шел четвертый десяток. А ведь «менторский тон» княгини еще в 1762 г. отмечал Рюльер. Этот тон не годился ни в Версале, ни в Зимнем дворце. Екатерину II, как и Марию-Антуанетту, не стоило учить, а Потемкиным – командовать. Но трудно, очень трудно побороть свою натуру.

Римские каникулы

Со смешанными чувствами наша героиня уехала в Швейцарию, а затем в Италию. Семья посетила множество городов, общалась с художниками, скульпторами и знатоками искусства, княгиня закупала коллекции и редкие вещи. Женева, Лозанна, Турин, Генуя Парма, Флоренция, Пиза, Сиена, Рим, Неаполь, раскопки Помпеев, Лоретта, Падуя, Виченца, Верона… Самые высокопоставленные лица – папа Пий VI, герцог Тосканский Леопольд, король Сардинии, неаполитанские король и королева, английский посол сэр Гамильтон и его супруга леди Гамильтон (та самая) – становились собеседниками путешественницы, покровительствовали ей, делали подарки. Собрания окаменелостей, планы лечебниц, многотомное издание с рисунками всех найденных в Помпеях древностей. Дашкова посоветовала устроить там музей и получила от короля в ответ: «Какая умная женщина! …Все антикварии не придумали ничего подобного». Да неужели?

В Ливорно «редкая мать» повела детей осматривать инфекционный госпиталь, предварительно пропитав их платки уксусом с камфорой и заставляя поминутно подносить к носу. Другой защиты от эпидемий в то время не знали. В конце экскурсии комендант «выразил удивление… мужеству» Екатерины Романовны. Что ж, назовем это так.

В Пизе, по приказу герцога, из его собственной, городской публичной и библиотек близлежащих монастырей княгине доставляли множество книг. «Я установила целую систему чтения в хронологическом порядке и по предметам». В восемь утра семья удалялась в комнату «на северной стороне дома», в 11 уже приходилось закрывать ставни от палящего солнца. Все читали поочередно вслух «до четырех часов», потом еще час после обеда. Девять часов чтения в день! И так девять недель. «Мой сын прочел столько книг, что для прочтения их любому молодому человеку понадобился бы целый год»{799}, – ликовала княгиня.

Современный читатель может не замечать, что большинство августейших знакомых Дашковой были связаны с австрийским императорским домом Габсбургов. Значительная часть Италии входила в состав Священной Римской империи. Леопольд Тосканский был братом Иосифа II, только что заключившего союз с Россией. Мария-Антуанетта – его сестрой. Первая жена Иосифа – герцогиня Пармская. Еще одна сестра – Мария Каролина – неаполитанская королева. Вращаясь в этом кругу, княгиня волей-неволей узнавала о политических изменениях на родине. Так, договор с Австрией подорвал положение Панина. В знак несогласия с новым курсом Никита Иванович попросил отставки, которая и была дана ему осенью 1781 г. Партии наследника престола было нанесено сокрушительное поражение. Почти сразу за уходом со сцены старого учителя великий князь получил разрешение ехать за границу. В Петербурге сторонники Потемкина справляли победу.

Пора было определяться и Дашковой. Но на все ее просьбы Григорий Александрович хранил молчание. Княгиня решилась обратиться прямо к государыне – видимо, личного послания, полного нижайших просьб, от нее и ждали. И тут она не нашла ничего лучшего, как пожаловаться на победителя. «Я восемь месяцев назад писала военному министру князю Потемкину, чтобы отрекомендовать ему моего сына и узнать, был ли мой сын повышен в чине за последние двенадцать лет… Не получая ответа и признаваясь императрице, что я слишком горда, чтобы допустить мысль о том, что меня хотят унизить… Я смело и откровенно попросила ее уведомить меня, на что я могу рассчитывать для моего сына»{800}.