Дата Туташхиа

Мушни Зарандиа прослужил в жандармерии двадцать три года и в течение этого времени — ни одного фиаско, пять орденов, три внеочередных чина, аудиенция у Его Величества в петербургский период службы, именной подарок и чин полковника жандармерии. Для человека, хотя и просвещенного, но плебейского происхождения, то был беспрецедентный случай. Разумеется, всякая карьера содержит элемент везения, но Зарандиа, на мой взгляд, выдвинулся исключительно благодаря своим врожденным талантам. Этот человек, обладающий чрезвычайно гибким умом и энергичным характером, был, вместе с тем, поразительно осторожен и проницателен. И, кроме того, если мне не изменяет память, я не встречал человека, более преуспевшего по службе и не имевшего притом завистников. Его Величество изволил назвать Зарандиа Македонским от жандармерии по случаю одной важной его служебной победы. Сие прозвище за ним и утвердилось. Последние шесть лет службы Зарандиа был тайным заместителем имперского шефа жандармов. За этот весьма короткий период он стал одним из тех людей, которых почти никто не знал в Петербурге, но держава опиралась именно на их труд и таланты.

АЛЕКСЕЙ СНЕГИРЬ

Родом я из Солдатской, большой кубанской станицы. Отца помню смутно — пьяный, он простыл и умер… Потом захворала и слегла мать. Мы с братом не знали, что делать, за что хвататься, все у нас из рук валилось. По совету соседа взяли постояльца, сошлись на трех рублях в месяц. За месяц он уплатил вперед, а потом, увидя нашу беду и нужду, дал еще за пять месяцев вперед и велел привести матери доктора. Но доктор сказал, что у матери чахотка, что ничто ей уже не поможет…

Постояльцу нашему было лет двадцать пять, назвался он Лукой, но его звали иначе, это я потом узнал…

А тут явился в нашу станицу Маруда и потребовал задаток. Обычно весной он обходил все дома, давал задатки под расписку на гусей, а осенью расплачивался полностью и купленную птицу угонял. Марудой его звали за то, что был всегда грязный, немытый. А вообще-то фамилия его была Малиновский, мужик был отечный, с маленькими поросячьими глазками и отвисшей нижней губой. И вот явился к нам, объявил, что гусей ему не надо, и потребовал задаток. Или отдать еще не выросших гусей. Тут мать встала с постели, но ослабела, ударилась головой о косяк — ноги подвели. На шум прибежали соседи, избили Маруду и выгнали. Он на нас тогда пожаловался — через педелю явился пристав и забрал всех гусей. Луки как раз дома не было, он только к вечеру вернулся. А вскоре мать отдала богу душу…

Ни брат, ни я и думать не думали о том, кто такой Лука, откуда в наших краях, где пропадает целыми днями. Глупые были…

Пришлось мне в конце концов к Маруде наняться, мальчиком на побегушках. А Маруда еще зарабатывал тем, что обыгрывал людей в нарды. Узнав, что я у него теперь на побегушках, Лука задумался.

Через три дня я увидел Луку в мастерской у шапочника-грузина, куда был послан Марудой разменять трешку. Там были еще бочар Селим и черкес Махмуд. Трое играли в нарды, а Лука наблюдал. Селим выиграл кучу денег и только было упрятал их в карман, как Лука велел ему снова взять кости. И снова играть. Тот было заупрямился, но Лука выхватил из-за пазухи револьвер, взвел курок и наставил дуло на Селима. И заставил его метать кости, пока Селим не проиграл все деньги и не вернул большую их часть Махмуду.

— Почему отнял? — тихо спросил Селим.

— Обманом выиграл! — сказал Лука.

— Каждый делает, что ему хочется. Я играю в нарды.

— А я сделал, что мне захотелось. Отнял у тебя, отдал ему.

— Врать не буду, таких не много встречал…

— Зато таких, как ты, много…

— Здесь ты прав, Дата, — сказал Селим, уходя. — Таких, как я, много, вся наша земля… Отказался я менять этот мир. Торгую бочками…

Когда Селим, а затем и Лука ушли, кто-то сказал:

— Какое кому дело, мухлюют или не мухлюют.

— Такой уж он есть. — отозвался шапочник. — Не любит…

Потом, это долго рассказывать, Лука и Маруду проучил… Тот на него донес было, Луку даже арестовали, но Махмуд подкупил полицейских и вызволил его… Снова встретил я Луку в Ростове, когда он остановился в гостинице, где я служил посыльным. Мы долго сидели вместе, вспоминали…