Дата Туташхиа. Книга 3

— Так, значит, что ж… вам ничего не известно? — опять заерзал, засуетился Усатов.

Многие молодые чиновники, когда говорят с начальством, стараются обнаружить свою осведомленность по поводу незначительных дел и этим создать впечатление своей безупречной добросовестности, приверженности делу и энергии. Эта черта сохранилась в старом служаке с молодых лет, и сейчас она показалась мне в нем забавной.

— Нет, ничего не знаю. Так в чем же дело?

Еще один недоверчивый взгляд в мою сторону — может, и правда ничего не знает, ничего не слышал об этом ковре, и сказал:

— Тогда, ваше сиятельство, я должен с самого начала рассказать вам эту историю.

— Извольте…

— После похода в Индию Надир-шах подарил своему сподвижнику, тогда еще юному царевичу, а впоследствии царю Ираклию Второму, огромный голубой ковер, когда-то принадлежавший Великим Моголам. С тех пор ковер находился в Тифлисе, в Метехском дворце. Ага-Магомед-хан, взяв Тифлис, захватил вместе с другими сокровищами и этот необыкновенный ковер и подарил его Мелику Меджнуну, вассалу Ираклия, за то, что тот отрекся от своего сюзерена и дрался против него же не за страх, а на совесть. Потомки Меджнуна берегли ковер как зеницу ока. Сначала он находился в Ереване, потом его перевезли обратно в Тифлис. Два года тому назад англичане предлагали за ковер тридцать тысяч. В начале этого года Хаджи-Сеид не пожалел тридцати пяти. Владелец, однако, запросил пятьдесят, и ковер остался непроданным. В один прекрасный день ковер исчез. Этот прекрасный день случился два месяца тому назад. Пострадавший, конечно, пришел к нам, и мы приступили к розыску. У владельца ковра многочисленная семья и уйма родственников. Можете представить себе, как они меня допекли. Они взяли меня в осаду, возле входа в полицию день и ночь болтается кто-нибудь из этого семейства. Они уверяли, что ковер продадут либо в Тифлис, либо в Баку. Три недели тому назад мы нашли и ковер, и вора. Как вы думаете, кто им оказался? — Усатов поглядел на меня с такой укоризной, будто вор приходился мне ближайшим родственником или был моим протеже.

— Представить себе не могу.

— Спарапет!

— Спарапет? — Это имя ничего мне не говорило. — Что-то не припомню… Спарапет… — Мне стало даже неловко оттого, что в рассказе Усатова все было мне не знакомо.

— Спарапет, ваше сиятельство, знаменитый тифлисский аферист, шулер и вор!.. Уже два года, как на него объявлен всероссийский розыск. Никто не мог его обнаружить и взять… кроме меня. — В голосе Усатова прозвучали гордость и опять… укоризна. — Ну, знаменитейший же вор и аферист… шулер!

Старая ищейка был потрясен моей неосведомленностью.

Моя жизнь сложилась так, что воры, аферисты и шулеры проходили как-то мимо меня, да и я ими никогда не интересовался. Помимо всего, человеку в моем положении вообще не пристало лгать подчиненному, а если б даже это было положено, я по природе своей не лгун. Но то ли оттого, что я испытывал неловкость, поскольку обычный в общем-то полицейский знает об этом Спарапете больше меня, а быть может, из простой любезности, но я ответил с твердостью в голосе:

— Да, вспомнил. Спаспет.

— Не Спаспет, а Спарапет, ваше сиятельство! — Усатов чуть не расплакался, так ему было досадно, что я не знаю толком кличку знаменитого вора.

— Да бог с ним! — рассмеялся я оттого, что попал в такое глупое положение. Старику же показалось, что все-то о ковре мне доподлинно известно, только почему-то я предпочитаю скрывать и отделываюсь шуточками. Я почувствовал, что пора брать себя в руки, утер слезы, выступившие от внезапного смеха, попросил Усатова извинить меня и продолжать свой интересный рассказ.

— Да, наше сиятельство, доставили мы Спарапета вместе с ковром, но тут входит господин Зарандиа и забирает все — и ковер, и Спарапета… Я думал, вам обо всем этом доложили. С этого дня с наших глаз исчезли и владелец ковра, и все его родственники, и осаду полицейского управления они сняли, и меня перестали изводить своими просьбами.

— Он и вора забрал, говорите? — Я почувствовал, забрезжило что то важное.

— Так точно увел Спарапета… и ковер забрал. Мне же приказал: мы ничего не находили, никого не забирали, никого не отпускали и вообще ни о чем слыхом не слыхали. — Усатов замолчал, и снова его прищуренные маленькие глазки принялись буравить и сверлить меня.

Было очевидно, что Зарандиа спровадил пострадавших подальше от полиции, обещав им, что ковер непременно вернут.

— Но? — явно запоздало спросил я наконец Усатова.

— Но, ваше сиятельство, с неделю уже… как Спарапет продал ковер… за двенадцать тысяч и исчез из Тифлиса.

— Продешевил, однако?

— Известное дело — товар-то краденый…

— И кому же продал?

— Хаджи-Сеиду, а сам исчез, испарился… Я могу у Хаджи-Сеида конфисковать ковер как краденый товар, но сильно опасаюсь, ваше сиятельство, а вдруг господин Зарандиа имеет намерение распорядиться ковром как-то по-другому… а с другой стороны, я прикидываю, вдруг ковер опять исчезнет?!