— Велики грехи твои, Дата, — продолжала свое мать Ефимия, — велики, и несть им числа. Хочу понять, с какой стороны подкрался к тебе сатана, какой тропой шел, через какую щель пролез в твою душу. И как сумел изгнать из тебя благодать… Скажи мне, зачем ты все это делаешь?
— Разве непонятно? — Дата Туташхиа обвел глазами всех, кто сидел в комнате.
— Совсем непонятно! — ответила мать Ефимия.
— И вам непонятно, отец? — спросил Дата Магали.
Отец хотел было промолчать, но, увидев, что молчание затягивается, проговорил негромко:
— Я-то знаю, да только…
— Что знаешь? — повернулась к нему настоятельница.
— Почему он это делает…
— Почему?
— Не в силах не делать, вот почему!
— Совсем ни к чему эти твои слова! Не в силах по-другому делать — это еще не причина. Но я спрашиваю о цели… Впрочем… я бы хотела знать: почему он по-другому не может?
— А почему, скажи мне, церковь проповедует: «Не убий! Не укради! Не лжесвидетельствуй! Не прелюбы сотвори! Почитай отца твоего и мать»? — спросил Магали Зарандиа, а я: «От Марка, десять, девятнадцать»…
— Твердости нравов ради, возвеличения любви ради, ради искоренения зла в человеке…
— А зачем это нужно? — спросил Дата Туташхиа.
— Кто зол — тот народу своему враг, он изничтожает и растлевает свой народ. А добрый — это сила, которая народ объединяет и споспешествует его величию, он — защитник народа. От злого не жди любви ни к народу, ни к родной земле. Сердце его алчно, а дух себялюбив. Тот же, кто высок духом, долгом своим почитает действовать на благо отчизны, народа и ближнего своего, а придет час, он и жизнь свою принесет на этот алтарь. Вот зачем нужны заветы нашей церкви! — Настоятельница говорила очень горячо.
— Выходит, преданность отчизне и самоотречение — удел одних лить благородных людей, — сказал Магали Зарандиа. — Но ведь в сражении гибнут и дурные люди?
— Их гонят — они и гибнут. Один суда боится, другой — пули в спину. — Ефимия подняла руку. Я не успела вдуматься ни в вопрос Магали, ни в ответ настоятельницы и сказала первое, что пришло в голову:
— «Ибо много званых, но мало избранных». От Луки, четырнадцать, двадцать четыре.
— Строго судите, матушка! И тот сын своей земли, кого позвала она исполнить свой долг, и он пошел и погиб за нее. Вот так-то бы лучше сказать! — возразил Магали Зарандиа.
— Народ и отечество… А как ты, мать, нас учила? — повернулся к Тамар Зарандиа.
— Прежде чем сделать что-нибудь или сказать, подумай сначала, будет ли дело твое или слово полезно народу, отчизне, ближнему твоему, — Тамар говорила медленно, будто для себя. — Так учила я вас, дети мои. И отец наш учил нас этому, И все отцы и деды нашего рода учили так своих детей.
— Вот вам и причина, и цель, — закончил Магали Зарандиа мысль жены.
— Ни причины другой, ни цели в жизни у меня не было, — сказал Дата Туташхиа. — Одними проповедями ничего не сделаешь. Сами видите — испоганился народ. Сила нужна. Страх рождает любовь. Страх! В борьбе со злом одним добром не обойдешься…
— «Лучше нам, чтоб один человек умер за людей, нежели чтоб весь народ погиб». От Иоанна, одиннадцать, пятьдесят.
На этот раз мать Ефимия услышала меня.
— «Он одержим бесом и безумствует!» — сказала настоятельница, и слова ее, показалось мне, были обращены и ко мне, и к Дате Туташхиа.
— От Иоанна, десять, двадцать, — произнесла я, уже читая по ее лицу, что назавтра я обречена голодать, если только моя наставница не придумает в наказание чего-нибудь похуже…
— Ну, а теперь вот что… — Магали Зарандиа глядел теперь только на своего Дату. — Я не думаю, чтобы все на свете было так, как говорила мать Ефимия. Но одно сомнение она в моей душе посеяла. Ты хочешь выкорчевать зло, так ведь? А от действий твоих в народе умножается зло, и получаешь ты плоды совсем не те, какие ждешь… Понимаешь ты меня?.. Где было одно зло, поднялось пять, и еще меньше совести стало в народе. Все выходит противно тому, что ты задумал!..
— Все проверено. Другого пути нет, и другого выхода не найти. — В ответе Даты были и твердость, и даже упрямство.
— Есть! — не отступала и настоятельница.
— Где, как и в чем? — спросил Дата.
— В добродетели, грешная твоя душа, в добродетели!
— А что это такое — добродетель? — рассмеялся Дата.
— Добродетель?.. Не впадай в крайность, ни когда обретаешь, ни когда отдаешь. Добродетель лежит посередине между неправедным стяжанием и бесцельной расточительностью. Где сила забыла о справедливости и мудрости, там добродетели не ищи. Ты — человек крайностей, а добродетель это умеренность. Понимаешь ты меня? — спросила мать Ефимия.
— Служить отчизне, шествуя путем умеренности и добродетели… Это в нашей-то стране! Среди нашего народа?.. Немыслимо!.. — воскликнул Дата Туташхиа.
— Тогда перебирайся в страну, где это возможно!
— А где та страна?!