Дата Туташхиа

Дата кивнул, да и мне после всех разговоров хотелось взглянуть на его хозяйство.

Шли недолго. Остановились на краю глубокого оврага. Сетура ткнул пальцем в провал, черневший на каменистом склоне оврага по ту его сторону. Это был рудник, где работали люди Сетуры.

— Тоннель прорыли уже саженей на двести, — пояснил Сетура, — долбят снизу вверх, землю выносят на спине. Здесь кругом такая земля. Работать, конечно, тяжело, но если человек добывает себе на пропитание без особого труда, он портится. Когда таскать приходится с этакой глубины — такую работу полюбишь. Что есть любовь? Во что труд и заботу вложишь, к тому у тебя и любовь. Хилое и немощное дитя мать любит больше, потому что больше труда на него положила. Но одной любовью здесь не обойдешься. Чтобы человек был счастлив, еще нужен голод. Не морить, конечно, голодом, но и чрезмерной сытости не допускать. Дальше — страх. Страх рождает любовь. Фимиам и молитвы тоже нужны для любви. Боготворит — значит, боится. Что еще необходимо для счастья народа? Здоровье. А здоровыми люди будут, еще не дать им расслабиться и пасть духом. И еще одно — человеку надо надеяться. Надежду следует выдумать. Когда у народа есть надежда, он ничего лишнего себе не позволит. Для своих людей надежду я выдумал сам. Пойдемте покажу…

Сетура свернул с дороги, и мы подошли к колодцу. Возле колодца стоял столб с колоколом. К языку колокола была привязана веревка, другой конец которой был опущен в колодец. В колодце сидел карлик и держал этот конец. Воды в колодце не было.

— Я ему плачу двадцать копеек в день, — сказал Сетура. — Он глухонемой.

— И что, так и сидит с утра до вечера? — спросил Дата.

— Так и сидит.

— А что он здесь делает, эта убожинка? — спросил я.

— Надежду, Мосе-дружище, надежду вон для тех людей! — Сетура кивнул на рудник по ту сторону оврага.

— На бога в небесах уже никто не надеется, а кому придет в голову надеяться на этого урода в колодце?

— Дело у меня тут поставлено надежно. Сейчас поймете. Те, что копают в пещере, надеются, что тоннель приведет их сюда, в этот колодец…

— Погоди, Архип, — не утерпел я, — ты же говорил, что долбят гору снизу вверх и уходят отсюда все дальше?!

— Говорил, ну и что?

— А то, что если эта твоя дыра все дальше уходит от колодца и все в гору, то как же выйти ей сюда?

— Никуда она не выйдет, ни вверх, ни в колодец. Стоит гора, как стояла, и они будут в ней кружить.

— А люди об этом знают?

— Додуматься до этого нетрудно. Вот они и соображают: раз до этого так легко своим умом дойти, значит, на самом деле все не так, как им кажется. Не стал бы Сетура, думают они, на такой простенький обман идти. Выйдет туннель в колодец. Непременно.

— А колокол и карлик для чего? — спросил Туташхиа.

— Карлика зовут Зебо. Он — юродивый, и слывет прорицателем. Говорят, как только туннель подойдет к колодцу на сто саженей, Зебо услышит и тут же ударит в колокол. Знали бы вы, как они этого звона ждут! Все время начеку. Собираюсь прибавить им самую малость, да надо поглядеть, как дело пойдет. Лучше новую надежду придумать, чем заработок увеличить. Это будет понадежней, но вот выдумать не так-то просто.

Я заглянул в колодец. Зебо то и дело прикладывал ухо к скале и что-то бормотал.

— Ты говорил, он глухой?

— Глухой.

— Ну, а если глухой, как. он может услышать?

— Мосе-дружище, ну и бестолков ты, ничего не понял, а объяснять все сначала мне лень! — Сетура разозлился. — Поживешь здесь зиму, приглядишься, сам увидишь, что к чему.

— Не стоит беспокоиться, Архипо-батоно! — заторопился я. — Мы и так тебе обязаны. Может быть, нам стоит отдохнуть, а уж после еще поговорим?

— Пожалуй, и правда, отдохните, а за ужином я вам кое-что еще расскажу, — пообещал Сетура.

Не знаю, как у Даты, но у меня в голове тысяча сверчков трещала, и каждый — на свой манер.

— Обед вам Асинета принесет, — крикнул нам вдогонку Сетура.

Мы возвращались молча. В горле пересохло — хорошо, попался на дороге родник.

— Что будем делать, Мосе, — спросил Дата, — останемся или подадимся куда-нибудь еще?

Для абрага лучшего места не найти. И чего уходить? Полиции в эти забытые богом края не добраться. Хозяин не обделяет нас ни хлебом, ни кровом, ни покоем. Что нам?

— Видеть не могу этого человека и его людей, — сказал Дата. — Я себя знаю. На себя беду наведу и другому зло принесу. Это уж жди. Не в первый раз. Прожил я не так уж много, но мир повидал, исходил, исколесил вдоль и поперек, а такого дракона не видел. Да что видеть! Слыхать не слыхал и читать не читал!

Я взялся спорить. Вреда нам от Архипа или как там его — никакого, а если и будет, что нам стоит отправить его на тот свет?

— Какое нам дело, что там выделывает со своими людьми Сетура? — пытался я уговорить друга. — Конечно, зло творит, но раз все эти холуи гнев божий за милость принимают, разве Сетура виноват? Это отребье еще похуже чего достойно. Пойти в рабы к Какошке Табагари! Нравится им быть рабами — и все дела. Что, их держит здесь кто-нибудь? Давай так договоримся: только нас тронут, хоть бы кто, мы обоих этих проходимцев на веревочку через сучок, и ищи нас, свищи.