Датчанин Ферн

Выхожу из комнаты. Камма выходит вместе со мной. Спускаюсь по лестнице вниз. Выхожу в сад. Дом стоит как угрюмый утес среди волн. Из соседнего сада доносится жужжание машины для стрижки газонов. Наверху, в комнате братьев — Мартина и Ларса, — по-прежнему открыто окно. Появляется Камма, сердито его захлопывает. За стеклом смутно белеет ее лицо. Она неотступно следит за мной.

Подхожу к буйно разросшейся изгороди. Рокот машины в соседнем саду тотчас смолкает. Над изгородью появляется лицо старой дамы в головном платке.

— Безобразие! — говорит она. — Скоро вы положите конец этому безобразию?

— К сожалению, я не в курсе!

— Это возмутительно. Мы будем жаловаться…

— Куда?

— В комиссию по уходу за изгородями!

— А есть такая комиссия?

— Надо же куда-то пожаловаться!

— Ну конечно!

— Почему вы не следите за своим участком?

— Отец умирает!

— Вот уж десять лет, как мы слышим эту песню!

— Он скоро умрет!

— Союз домовладельцев уже сделал ему третье предупреждение!..

— Подите к черту! — говорю я.

Она замирает с раскрытым ртом.

Я обошел весь зачарованный сад. Вернулся в дом. Сестра Камма скользнула за мной как тень.

— Чего ты боишься? — спрашиваю я.

— Тебя я нисколько не боюсь!

Иду в гостиную. Сажусь. На стенах рисунки, несколько картин, писанных маслом. Натюрморты. Морские сцены. Романтика.

— Ты не хочешь, чтобы мы подружились?

Сестра улыбается прежней зловещей улыбкой.

— Нет! — говорит она.

Чуть позже:

— Почему ты не уходишь?

— Хочу еще раз увидеть отца!

— Он спит!

— Я подожду, пока он проснется.

— Зачем ты его мучаешь?

— А ты зачем его мучаешь?

— Я?..

— Да, ты…

— Но он ведь тоже меня мучает!

— Значит, я правду сказал!

Краска заливает ее лицо. Она разражается негодующим визгом:

— Ты смеешь говорить это мне! Мне, ходившей за ним столько лет!.. Я могла выйти замуж… Не раз представлялась возможность… Но я осталась с отцом! Это ты всегда думал только о себе. Пьянствовал… Путался с бабами…

В соседней комнате проснулся отец. Застонал. Иду к нему, присаживаюсь рядом. Он открывает глаз и глядит на меня. Сон медленно обращается в жизненный кошмар. Отдых — в продолжение пытки.

Комната — мрачная часовня. Символ болезни. Одиночества. Смерти.

Камма садится на диван, под портретом какого-то Ферна в преклонном возрасте. Тот же нос, чуть свернутый набок. Бакенбарды. Светлые, серые глаза. Он сидит, засунув большие пальцы под край жилета. Крепкий мужчина. Гордый своей непогрешимостью.

Старик в качалке здоровым глазом следит за мной. Больной глаз по-прежнему глядит в пустоту — весело и безмятежно.

Оборачиваюсь к Камме.

— Скажи, что за человек он был?

— Кто?

— Наш отец.

Здоровым глазом старик тревожно оглядывает нас.

— Что это значит — какой он был человек? Что ты хочешь узнать?

— Ну, к примеру, как он держался с нами? Возился он когда-нибудь с детьми, шутил, плясал?

— Сейчас не время говорить о таких вещах!

Оборачиваюсь к старику. Видящий глаз широко раскрыт. Здоровым уголком рта он пытается изобразить улыбку. Но получается лишь безумная гримаса.

Наклонившись, поглаживаю руку отца.

Сестра настороженно наблюдает за нами.

— Оставь эти шутки!

Его рука дрожа поднимается кверху, хватает мою. Все тело его дрожит.

— Что ты с ним сделал?

Наконец старик прочно ухватил мою руку. Какие холодные у него пальцы. Его дрожь передается мне. Из бессильных старческих губ вырывается сдавленный звук.

— Смотри, что ты с ним сделал… он плачет…

— Он смеется, — говорю я. — Не правда ли, отец, ты смеешься?

Он кивает несколько раз. Затем глаз закрывается.

— Ему пора выпить лекарство.

Он слабо пожимает мою ладонь. Потом бессильно опускает руку.

— Он спит! — говорю я.

— Уйди же наконец!

Сестра вплотную подступает ко мне. Грудь ее бурно вздымается. Выхожу из комнаты. Сестра идет за мной. Направляюсь к выходу.

— Он тебя ненавидит! — кричит она. — Да, ненавидит! Он сотни раз это говорил. Он никогда тебя не простит.

— Ясно…

— Таких, как ты, не прощают…

— Я ухожу. Отец скоро умрет…

— Не твое дело…

— Что ж…

Какой-то миг она глядит на меня. Потом резко захлопывает тяжелую входную дверь.

Иду по каменным плитам к калитке. Выбираюсь на улицу. Дом за калиткой — как крепость. Как оплот злобы.

7

Спросив у кондуктора дорогу, выхожу из автобуса.

Автобус, пыхтя, едет дальше.

День клонится к закату. Солнце переместилось на запад. Ветер улегся.

Иду солнечной улицей. Навстречу выходят босоногие девицы в купальных костюмах и широких соломенных шляпах. Они шагают по обочине, по траве. Мимо едет спортивный автомобиль. Обогнав нас, водитель вдруг нажимает клаксон. Девицы вздрагивают. Одна от испуга роняет мороженое.

Оглядываю девиц. Иду себе дальше, к морю. Вдоль улицы тянутся дачи. Среди пестрого разномастья строений выступают скучные виллы, сооруженные по типовым проектам. Дачники разлеглись на верандах. Два мальчугана играют в кольца, ссорятся.

Дорога с обеих сторон вздыбилась холмами. Яркий свет выдает близость моря. Слева на белом небе зубчатая крыша оранжереи.