Датчанин Ферн

Пробуждение духа шло труднее. Оно не могло свершиться в пределах дворца и железной ограды. Подобно героям доброго, старого семейно-воспитательного романа, скажем, филдинговскому Тому Джонсу или гётевскому Вильгельму Мейстеру, Некто, чтобы «воспитаться», должен был тоже покинуть тихую гавань огражденного малого мира и выйти в открытое житейское море. Вестником большого мира оказывается явившаяся оттуда на «мерседесе-219» жена… И снова плотское познание предшествует духовному…

Знакомство с женой, поездка в город, разговор в гостинице, недомолвки вызывают неодолимую потребность разгадать тайну: кто же он такой, этот Мартин Ферн? Как он жил до того, как попал в больницу?

Вслед за Рональдом — что, разумеется, не случайно — «Ферн» совершает побег, благо город недалеко.

В Копенгагене Некто заходит в табачную лавку, где Мартин Ферн всегда покупал турецкие сигареты; в магазин, откуда посылал дамам цветы. Является домой к Ферну, чтобы увидеть его дочь, его сына, окружающий его быт, чтобы понять, каким же был этот муж и отец? Затем он идет в парфюмерный магазин, чтобы познакомиться с любовницей, сталкивается с ее мужем, своим другом Томасом; встречается с одним из тех дружков-собутыльников, имя коим легион.

Он добирается даже до родительского дома, куда блудный сын Мартин Ферн не являлся годами и где его давно перестали ждать. Он видит отца, сестру, узнает об умершей матери и погибшем брате. Наконец, в последнем пристанище, на даче, где после недавней встречи жены с шефом фирмы, в которой служил Мартин Ферн, осталась еще не застланной кровать, он встречает юную Гудрун — единственную, которой по-человечески жаль Ферна, но которой поручено следить за беглецом, рискнувшим выплыть в открытое море.

Вот теперь выяснено бытие Мартина Ферна, обнажены все нити, связавшие его малый мир с большим; казалось бы, наступила пора не колеблясь ответить, кто же он был — Мартин Ферн?

Пьяница? Разумеется, об этом твердят все. Бабник? И здесь для сомнений не остается места. Ничтожный человечишка «с ворохом мелких слабостей, мелкими изменами и скандалами» — вот правда, страшная именно своей банальностью, пошлостью; правда, от которой беглеца рвет, как рвало в санатории его друга по несчастью — Рональда. В эту правду искателя засасывает, как в болото, и на первый взгляд романист отнимает у героя — или, скорее, антигероя — даже соломинку, уцепившись за которую он смог бы выплыть.

Да, Мартин участвовал в Сопротивлении, как Томас, как многие. Подвигов, однако, за ним не числится. Он по природе своей рядовой. От среднего обывателя он отличается разве что потерей памяти, амнезией. Но постепенно выясняется, что от такой болезни не отказался бы ни один собеседник «Ферна».

Числящийся в друзьях Карл в ответ на признание о потере памяти бросает в телефонную трубку: «Наверное, это весьма приятно… раз навсегда забыть про все это дерьмо!» Старик Фредериксен, ночной собеседник в лечебнице, завидует: «Потеря памяти! Это же великолепно!.. А я столько всего помню…» Собутыльник в кафе «Англетер» восхищается: «Память потерял? Молодец, старина… Надо же такое придумать…»

Память явно отягощает Данию. Память отягощает не одного Мартина Ферна, а все человечество. Как Мартин Ферн, оно было бы счастливо избавиться от пережитого, от переплетения бесчисленных нитей, сетью опутавших и связавших его по рукам и ногам. Как Рональд, оно измучено тошнотой и жаждет освободиться, выблевать прошлое.

Нельзя не почувствовать за этой мыслью событий, пережитых и осознанных романистом в годы фашизма, оккупации и войны; опыта, накопленного человечеством к середине XX века. От очень многого в своем прошлом, считает писатель, стоило бы освободиться человечеству. Оно вправе ненавидеть прошлое, как некто «Ферн». Но оно не вправе забыть прошлое, отвернуться от него, уйти.

«От этого все равно никуда не денешься», — говорит жена. «Придется расхлебывать», — вторит Лиза Карлсен. «Так легко ты не отвертишься», — говорит сестра Камма… Каждый персонаж романа вдалбливает беглому искателю правды, что он обязан нести на своих плечах труп Мартина Ферна: «Нет уж, прошу, этот труп — твой труп, приятель!»

Трагедия или трагический долг «Ферна» в том, что он обязан нести ответственность за покойника, которого ненавидит; трагедия в том, что, разгадывая Мартина Ферна, он обречен входить в его роль: лишь на правах прежнего Ферна новый «Ферн» может общаться с людьми. От него требуют малости: признай, что «ты» — это «он», что твое здоровье — это его болезнь. Покорись, возомнивший о свободе! Тогда рухнет глухая стена, вставшая между нами, тогда ты снова будешь таким, как мы.

Особый трагизм положения Ферна, однако, в том, что скованный цепью с Данией и Мирозданием, он совершенно, абсолютно одинок. Подозрительно смотрят вслед ему из табачной лавки, не хотят продать розы в цветочном магазине, выпроваживают из собственного дома. Притом из дома, где прошло его детство. Из последнего пристанища — дачи на берегу моря.