Датчанин Ферн

Сижу у письменного стола. Слева окно. Тучи на дворе разошлись. Стайка грачей взлетает с деревьев у озера, кружит над ними, затем, взмыв в высоту, проносится над лесом. Сквозь легкие облака пробивается солнце. На посыпанной галькой дорожке, ведущей к озеру, порхает Улла Ропс. Ее волосы развеваются на ветру. Белое платье тоже. Она семенит мелкими, быстрыми шажками; кокетливо выглядывают из-под платья, мелькая на ходу, белые остроносые туфельки. А что, кажется, наш друг Мартин Ферн не на шутку взволнован девичьей чистотой. Удивляешь ты меня, Мартин. Таращишь глаза на маленькие, острые груди, на девичье лоно, где платье образует складку. Большое нужно усилие, чтобы увидеть женщину в Улле Ропс. Да и волнение твое безрадостно. Греховные помыслы неуместны рядом с целомудренной Уллой Ропс. И все же плотские желания не оставляют Мартина…

Открываю окно. Слева дорога идет вдоль ограды, затем сворачивает к двум невысоким беседкам в стиле рококо, где неизменно дежурит сторож, следит, кто приходит и уходит. Лечение в санатории сугубо добровольное, говорит Лиза Карлсен. Некоторые из здешних пациентов уже побывали — в принудительном порядке — в других лечебницах, так уж лучше им быть здесь, не правда ли?

Вот как раз она несет ему чашку кофе.

— Видите, господин Ферн, я нарушила для вас наш распорядок!

— Вы молодчина!

Она охотно навещает Мартина Ферна. Говорит, что и прежде часто заходила к нему — приносила кофе, чтобы его подбодрить.

— Вы были так подавлены, господин Ферн!

— Зато теперь я радуюсь и ликую!

Угощаю ее турецкой сигаретой — она закуривает и морщится.

— Ну а что еще поделывал этот Мартин Ферн?

— Вы были такой старательный!

— И послушный!

— Необыкновенно послушный! Вы так любезно отвечали на все вопросы!

— Горжусь Мартином Ферном! — заявляю я. — Он оправдал мои ожидания!

— Неужели вы ничего не помните?

— Ничего! Когда вы увидели меня в первый раз?

— Вас привезли на санитарной машине! Это было в начале марта.

— Значит, я здесь уже около пяти месяцев!

— Да.

— А раньше где я был?

Она уклоняется от ответа. Говорит, что на дворе прекрасная погода. Как хорошо, когда рассеивается туман и в воздухе словно разливаются молоко и мед. Я соглашаюсь. О прошлом Мартина Ферна ей не положено рассуждать. Это дело высших инстанций.

— Иначе говоря, доктора Эббесена, родичей и всех прочих?

— Да, — подтверждает она.

Сообщает, что я несколько дней бродил по лесу.

Лиза угощает меня сигаретой с фильтром. Меня вдруг потянуло стать завзятым курильщиком, хоть я и небольшой охотник курить. Но надо же испробовать свои силы. «А может, лучше мне стать спортсменом?» — говорю я. Собственно говоря, теперь я могу заняться чем угодно. Может, заделаться киноактером? Она смеется.

— Кто же меня нашел?

— А лесник… — отвечает она. — Вы сидели под деревом, голодный, измученный. И никто вас не искал!

— Почему так?

Она снова замолкает. Есть, значит, в жизни Мартина Ферна тайны, которые еще рано ему открывать.

— Еще немного, и вы…

— Сыграл бы в ящик! Крышка Мартину Ферну!

— Почему вы все время говорите о Мартине Ферне в третьем лице?

— Я плохо знаком с этим субъектом!..

Она что-то еще говорит, но я не слушаю. Что-то про лето, на редкость жаркое в отличие от прошлогоднего, которое было весьма прохладным.

Я думаю о Мартине Ферне. Где-то во мне он сидит. Сидит и наводит на меня тоску.

— Вы чем-то огорчены? — спрашивает она.

— Да что вы, ничуть!

— А прежде вы часто подолгу бывали чем-то расстроены… Ну что ж, прощайте, у меня много дел!

— Не скучно вам здесь? — спрашиваю я.

— Кому скучно, мне?

Завзятый курильщик Мартин Ферн закуривает очередную сигарету. Ему наверняка вредно так много курить. Об этом ясно говорит ее взгляд. Наслаждаться надо в меру — табаком, женщинами и всем прочим.

— Вы из Копенгагена? — спрашиваю я.

Она утвердительно кивает.

— Не скучно вам в деревне?

— Но я же всегда могу поехать в Копенгаген, когда свободна!

Значит, санаторий расположен недалеко от столицы.

— Скажите, а жених у вас есть?

— А вам непременно надо знать!

— Да! Меня разбирает любопытство!

— Что же вы хотите знать?

— Сейчас скажу! Вчера из лодки на озере торчали две пары ног: одна пара принадлежала вам, другая — доктору Эббесену!..

— Вот вы какой стали сообразительный! Совсем не такой, как прежде!

— А какой я был прежде?

— Вроде заводной куклы…

— Или павловской собаки! Но ведь доктор Эббесен женат!

— Ну и что же из этого?

В голосе ее слышится холодок. Встав с кресла, она подходят к окошку и смотрит вниз, в парк. На фоне яркого света четко выделяется полная, упругая грудь.

— Ровно ничего! — отвечаю я.

— Для чего же вы все это говорите?

— Хотел бы я заглянуть в свое прошлое…

— Зачем вам это?

Она по-прежнему смотрит в окно. И Мартину Ферну чрезвычайно удобно ее разглядывать. Он мысленно раздевает девушку.

— Я хотел бы вами обладать! — говорит он.

Она оборачивается к нему.

— Послушайте, господин Ферн… Вы больны…

— Да, так считается!

— Вы не должны говорить такое!

Она гасит свой окурок о пепельницу. Потом бросает его в корзину.

— Наверно, я женолюб! — говорю я.

— Наверно, да, — отвечат она. — Как-то раз вы уже пытались ко мне приставать…