Пьедестал темнел на том же самом месте, что и в прошлый раз. Звонцов торопливо сорвал с него черный покров. Под крепом вместо погребальной урны красовалась большая шкатулка, вернее, настоящий ларец (по представлениям Звонцова, именно в таких ларцах хранились сокровища сказочных гномов или нибелунгов великого германского эпоса), инкрустированный костью, узором из переплетенных гамматических крестов
[262]. «Нет, псиной тут и не пахло! Здесь должно быть что-то серьезное… Неужели действительно драгоценности?» — в скульпторе проснулся жалкий поклонник «златого тельца».Гамматический крест — древний индоевропейский символ солнца, круговорота вещей в природе, свастика.
Крышку ларца украшали скрещенные копье и рыцарский меч лезвием вверх, который напоминал перевернутый католический крест, а также надписи: сверху — еврейским алфавитом, внизу — латинской антиквой. Судя по темному цвету дерева и желтизне кости (вероятно, слоновой), такому ларцу могло быть несколько сотен лет. Один его вид вызвал в воображении просвещенного дворянина картины крестовых походов, разграбленного Константинополя и гордые лики рыцарей Круглого стола (легендами о короле Артуре и Святом Граале Вячеслав увлекался долгие годы). Еврейскую надпись Звонцов, конечно, и не пытался разобрать — для него это письмо было подобно китайской грамоте — а вот латинскую, всего из трех слов, прочитал сразу: «Lux ex tenebris». «Свет из…» — это понятно. Может, «свет из ларца»? Да нет, слишком просто получается, и потом «tenebris» — что-то знакомое… «tenebris…». Ба! Здесь, похоже, парадокс: «Свет из тьмы»! Звонцов понимал, что надпись должна иметь мистическое содержание, и только тут понял, что оба слова написаны с прописной, заглавной буквы. Противопоставления здесь не было, но было утверждение Света, исходящего из Тьмы. Даже неискушенный в богословии полуатеист, каковым и был Звонцов, сообразил, что в этом зловещем девизе зашифровано имя самого Князя Тьмы — «Люцифер!» .Стоило только этой догадке прийти на ум ваятелю, как крышка ларца плавно поднялась — Вячеслав Меркурьевич не успел даже коснуться ее! Он в ужасе отпрянул в сторону, отворачивая лицо. Оправившись от потрясения и прогнав суеверный страх, настойчивый Звонцов заглянул в тайный ковчег. На черном бархате, которым был выстлан ларец, ваятель увидел совсем не эпический клад нибелунгов: из мрачной, казавшейся бездонной, глубины его взгляд властно притягивал грубой ковки, необычной формы и невзрачного вида кусок металла, покоробленный в нескольких местах, весь в каких-то ржаво-бурых пятнах.
Рядом с ним белел перетянутый черной атласной ленточкой свиток. Пронзенный дурным предчувствием, Звонцов неслушающимися пальцами торопливо развязал узел и развернул хартию. Бумага была не старая, даже не успела пожелтеть или пожухнуть, в ней на трех языках — еврейском, латыни и на старом немецком — был записан, очевидно, один и тот же текст. Скульптор прочитал немецкий вариант, с трудом переводя на русский:
«Благоговейно замри, читающий сие! Перед тобой священное Копье, которым центурион Великого Рима Гай Кассий Лонгин нанес смертельный удар Распятому, чем освятил его навеки. Этой святыней владели властители мира сего: Константин Великий, Карл Мартелл, Генрих Птицелов, Оттон Великий, Гогенштауфены и Габсбурги. Перед тобой копье Судьбы — Священный символ безграничной Власти над родом человеческим, Стержень и Ось Истории, символ Провидения. Становящийся братом тайного «Ордена Нового Века», читай сию молитву: «Священное Копье, принесшее смерть Распятому, разрушь до основанья и старый мир Его, сокруши дряхлые останки того, что строилось по Его завету. Создай Новый мир и Новую Сверхрасу свободных и всемогущих людей и сопричти меня к ней! Сделай так, чтобы Новая Раса безраздельно владела Новым Миром во имя того, кто, царя над Тьмой, источает над всеми нами Свет Утренней Звезды!»
Звонцову показалось, будто какой-то шепот прервал течение его мрачных мыслей: «Тот, кто откроет тайну Копья, возьмет Судьбу Мира в свои руки, дабы свободно, по собственному произволению творить в нем Добро или Зло. Это необоримое оружие сделается оружием твоей воли!»
Он почувствовал, как воздух вокруг стал серно-удушливым. В сразу накалившейся, обжигающей атмосфере залы сами предметы точно расплывались перед глазами.
Ошарашенному Звонцову было не до постижения глубинного смысла прочитанного масонского заклинания. Он только решил, что свиток следует положить на место, перевязав так же, как сделал кто-то до него, чтобы уже сейчас не произошло чего-нибудь еще более страшного и непоправимого, чем творившееся с ним из-за кражи проклятой скульптуры.