Датский король

Заговорили о военной мощи Антанты, кто-то «по секрету» сообщил, что господин Пуанкаре в скором будущем собирается с визитом к своему Августейшему союзнику и другу Императору Nicolai Alexandrovitch, затем и вовсе увлеклись обсуждением женских достоинств… Ксении стало бы, вероятно, совсем скучно, если бы наконец не подали десерт, которым увлеклась и она. Сладкое было одной из немногих ее слабостей. Кажется, сам глава Французской Академии искусств провозгласил тост за взаимообогащение двух великих культур и за блестящий русский балет — оглушительный залп пробок, брызжущая пена шампанского напоминали гостям строки из «Онегина* о «вине кометы». Ксения с музыкальным звоном коснулась своим фужером бокала стоявшей рядом дамы, пригубила искрометное вино и только тут заметила, что важная француженка жаждет знакомства. Это была madame в возрасте бальзаковской героини, поражавшая блеском дорогих украшений, свисавших с нее, как гирлянды с рождественской елки. Уж на что Ксения была далека от страсти к драгоценностям, часто скрывающим истинную сущность их обладательниц, и то не могла оторвать взгляда от колье, усыпанного сверкающими в свете канделябров бриллиантами, с одним крупным солитером[78], равно как и от уникальных серег незнакомки. Дама поймала на себе взгляд юной звезды и, покровительственно улыбаясь, уверенно приблизилась к той:

— Вижу, вам тоже нравится? Я так и знала, хотите точно такой же гарнитур или даже еще импозантнее?

VIII

Ксения тотчас смутилась и покраснела, было неловко за то, что она так пристально рассматривала чужие украшения и мадам поймала ее взгляд. Одновременно балерина удивилась манере дамы знакомиться. До сих пор она была убеждена, что во французском свете все предельно галантны и подчеркнуто деликатны в обращении, поэтому особа, которая, даже не удосужившись представиться, ни с того ни с сего стала предлагать ей драгоценности, показалась Ксении даже вульгарной: «Вот вам и „Fêtes galantes“»[79].

Дама увидела, как зарделась русская девушка, и, видимо, решив, что та не поняла сказанного, недовольно обратилась к переводчику. Тот засуетился, залепетал на посредственном, казенном русском. Заволновались и два стройных красавца-телохранителя в строгих одинаковых костюмах, стоявшие по бокам внушительной фигуры своей госпожи.

— Я поняла вас, madame, — произнесла балерина на классическом языке Расина, — у нас в гимназиях преподают француженки, и, вы знаете, неплохо преподают. Простите, но я хотела бы знать, с кем имею честь разговаривать, ведь мы не знакомы, madame, не правда ли?

«Особа» изменилась в лице. Переводчик снова залебезил перед Ксенией. Теперь он уже говорил по-французски, которым владел значительно лучше:

— Pardon!!! Мы думали, что вы знаете о madame Зюскинд. Она, правда, гражданка Соединенных Штатов, но не так давно приобрела здесь ювелирную фирму Пелье. (Это была знаменитая династия французских ювелиров, чьи раритеты ценились по обе стороны океана.)

— Конечно, я слышала фамилию Пелье, но не предполагала…

— Не стоит волноваться. Мы оставили прежнее название как залог безупречной репутации и лучшую рекламу на будущее. Madame хотела бы предложить вам одно дело…

— Вы, кажется, ошиблись, я не занимаюсь коммерцией.

Тут американка заговорила сама, вставляя во французскую речь английские словечки, да так, словно вбивала гвозди в шкатулку ручной работы:

— Это вы меня не так поняли: я не предлагаю торговый business. Про вас сейчас много говорят, ваше имя здесь у всех на устах, я слышала, своим успехом вы обязаны невероятной трудоспособности, почти одержимости, и упорству. Я была на сегодняшнем спектакле — вы very precisely[80], прямо математически просчитываете движения, до мелочей выверяете позы, избегаете импровизаций. Я искренне вами восхищаюсь. Представляете: в Америке ничего похожего пока нет! Мои помощники далее пробовали сделать фотографии во время спектакля, и все оказались засвечены. Милочка, вы просто светитесь, — американка рассмеялась, довольная последней фразой.

— Вам. конечно, будет любопытно взглянуть на одну замечательную вещь, — миссис обратилась к своему чернокожему спутнику, казавшемуся немым, и он встал против балерины, демонстративно раскрыв роскошный большого размера бювар красной кожи. В нем лежало изображение невиданного украшения: целая россыпь сверкающих сердечек из различных драгоценных камней с большим до неприличия алмазом, ограненным также в форме сердца (последняя деталь покоробила Ксению еще и потому, что ей тут же вспомнилось обнаженное Сердце Иисуса из парижского собора Sacre Coeur[81]. В первый день приезда всей труппе показывали этот собор как одну из новых парижских достопримечательностей, экскурсия была официальной. Гид объяснил смущенным русским актерам, что культ Сердца Спасителя распространен в Европе со Средних веков).