Датское и нормандское завоевания Англии в XI веке

Несмотря на большую убедительность версии Эдмера, последнюю точку зрения разделяют и современные британские ученые[287]. Но вообще, следует заметить, что эта поездка, каков бы ни был ее характер, состоялась в 1064 г., а Эдуард Исповедник умер в 1066 г., поэтому завещать Вильгельму престол, «умирая», он вряд ли мог. Так или иначе, ступив на нормандский берег, Гарольд якобы был захвачен в плен местным феодалом Ги де Понтье, вассалом Вильгельма, откуда он и был вызволен самим герцогом. Дальнейшее пребывание Гарольда в гостях у Вильгельма включало в себя участие в застольях, увеселениях и даже в военной экспедиции против бретонцев, где Гарольд якобы показал себя с лучшей стороны и вообще стал едва ли не другом Вильгельма. Кульминацией поездки, по версии нормандских и англо-нормандских авторов, стала пресловутая клятва Гарольда Вильгельму, принесенная на алтаре и святых мощах, в присутствии цвета нормандской знати. Суть присяги подробно изложена Гийомом из Пуатье: Гарольд якобы обязался быть полномочным представителем нормандского герцога при дворе короля Эдуарда, пока тот будет жив, далее — содействовать передаче престола Вильгельму (согласно «завещанию» Эдуарда), предоставить Дуврский замок для размещения нормандского гарнизона и другие места — аналогично в дальнейшем, по выбору Вильгельма; сам Гарольд якобы принес оммаж герцогу и получил в вассальное владение Дувр[288]. Кстати, Фримен считал эту клятву (всю) одним рыцарским оммажем при посвящении Гарольда в рыцари за доблесть в бретонской кампании, то есть, исключительно частным актом[289], никак не дающим прав кому-либо на престол, и т. п.

Неясность характера поездки Гарольда придает сомнительный характер клятве, если таковая была. Ведь если Гарольд давал ее в качестве частного лица, случайно попавшего ко двору Вильгельма, то вряд ли она имела какой-либо вес с юридической точки зрения, как и с моральной тоже. Если Вильгельм оказывал давление на Гарольда, зная о реальном влиянии того на государственные дела в Англии, то такая клятва и вовсе выглядела бы грубой политической фальшивкой, хотя политике, по большому счету, и чужда щепетильность. Что касается «посольского варианта», то дай Гарольд клятву хотя бы в качестве тайного доверенного лица Эдуарда Исповедника, она бы еще что-то значила. Но полное умолчание об этом со стороны англосаксонских источников и столь серьезные разночтения в нормандских (см. выше) ставят под сомнение достоверность легенды о клятве.

Точно не известно даже место этого события: Ордерик Виталий называет Руан, гобелен из Байе — Байе, современные исследователи — местечко Бонневиль-сюр-Тук[290]. Еще одна подробность из ряда полумифологических — якобы обручение Гарольда с одной из дочерей Вильгельма, должное подкрепить клятву, причем невеста умерла несовершеннолетней, дав, таким образом, по мнению Уильяма Малмсберийского, «предлог Гарольду освободить себя от клятвы»[291]. О помолвке упоминает и «Сага о Харальде Суровом», но при этом ничего не говорит о клятве[292].

Все эти разночтения, несоответствия изменили отношение историков к легенде о клятве Гарольда. Если Тьерри в своей книге «Завоевание Англии норманнами» дал красочную, но являющуюся художественным вымыслом картину присяги Гарольда перед лицом нормандской знати, то в наши дни блестящий источниковед А. Грансден считает всю эту историю ничем не подтвержденной и изначально вымышленной для придания вторжению в Англию легитимной окраски[293]. Более того, комментаторы «Песни о битье при Гастингсе» отмечают, что и пресловутое обещание Эдуардом Исповедником трона Вильгельму ничем не подтверждено[294]. Исчерпывающее мнение по этому поводу дал современный переводчик Уильяма Малмсберийского: «Это один из самых неясных моментов нашей (то есть английской — М.Г.) истории»[295]. Другое дело, что именно эта легенда была успешно использована нормандским герцогом для завоевания симпатий папства и общественного мнения Европы (насколько можно говорить об общественном мнении применительно к XI в.), и для оправдания вторжения в Англию. Но об этом ниже.

Что же до претендентов на престол, то, по иронии судьбы, наиболее законное право на него были у слабейшего из трех кандидатов — Эдгара Этелинга[296], внука Эдмунда Железнобокого и, следовательно, потомка королей уэссекской династии. К моменту нормандского завоевания Эдгар был еще подростком, почти ребенком, поэтому, выйдя на арену политической борьбы позже, он так и не стал символом-объединителем англосаксов в борьбе с нормандцами.