Датское лето

Уверенность его усилилась, когда, войдя в церковь, где в полумраке горел лишь розовый огонек лампады на алтаре, он увидел темную фигуру человека, стоявшего на коленях в неосвещенной части. По-видимому, молившийся не заметил вошедших, хотя они особо и не старались не шуметь. Когда монахи остановились, не желая прерывать молитвы, он не проявил никакого интереса и, погруженный в молитву, не поднял головы. Наконец он пошевелился, вздохнул и поднялся. Проходя к дверям, он, нисколько не удивленный их присутствием, тихо сказал: «Спокойной ночи, братья!» Маленький красный глаз лампады осветил его профиль, правда, всего лишь на мгновение — однако этого хватило, чтобы они ясно разглядели молодое задумчивое лицо Гвиона.

Повечерие , давно закончилось, было уже за полночь, и они мирно почивали в своей маленькой комнате, когда раздался сигнал тревоги. Сначала принялись колотить в главные ворота манора, послышался приглушенный стук копыт въехавшего во двор коня, а потом взволнованные голоса всадника и стражи. Все эти звуки Кадфаэль слышал сквозь сон, не пробуждаясь, но Марк, у которого по молодости слух был лучше, да и перевозбужденность событиями дня сказалась, проснулся тотчас же, когда шепот еще не сменился громкими приказами. Все обитатели манора, заспанные, спешили во двор со всех сторон. И когда ночную тишину окончательно нарушил пронзительный звук рожка, Кадфаэль соскочил с кровати, готовый действовать.

— Что случилось?

— Кто-то прискакал. Очень торопился!

— Они не стали бы всех поднимать на ноги среди ночи из-за какого-то пустяка, — решил Кадфаэль, на ходу застегивая сандалии.

Снова затрубили в рожок, и эхо прокатилось по манору. На зов рожка во двор спешили вооруженные молодые люди, и многоголосый гул, сперва приглушенный, теперь превратился в гул, походивший на рев прилива в бурю. Все двери были раскрыты, и свет от ламп и свечей, которые второпях зажигали, падал во двор, время от времени выхватывая из толпы то одно, то другое лицо. Загнанную лошадь с поникшей головой вели на конюшню, а всадник, не обращая внимания на множество протянутых рук и не отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, прокладывал путь сквозь толпу в покои принца. Не успел он дойти до подножия лестницы, как наверху отворилась дверь и на пороге появился Овейн в халате, отороченном мехом. Его большая фигура темнела, загораживая свет, лившийся из зала, а рядом стоял оруженосец, который и разбудил принца, сообщив ему о неожиданном гонце.

— А вот и я, — громко и звонко произнес принц. — Кто меня спрашивает? — Он сделал шаг к лестнице, свет из зала упал на лицо гонца, и Овейн узнал его. — Это ты, Горонви? Из Бангора? С какими новостями?

Гонец торопливо преклонил колено. Его знали и ему доверяли, так что не стоило тратить драгоценное время на церемонии.

— Милорд, сегодня вечером к нам приехал гонец из Карнарвона, и я примчался к вам, чтобы передать его сообщение. Примерно во время вечерни они завидели корабли к западу от Аберменая, большой флот в боевом порядке. Моряки говорят, что это датские корабли из королевства Дублин, которые собираются напасть на Гуинедд и заставить вас раскрыть карты. И этот Кадваладр, ваш брат, с ними! Он привел их, чтобы отомстить и вопреки вашей воле восстановиться в своих правах. То, что он не смог вернуть себе любовью, он теперь покупает предательским золотом.

Глава пятая

Угроза размеренной жизни во владениях Овейна могла вызвать мгновенное замешательство, но никогда не породила бы беспорядка. Быстрый ум и решительный характер принца никогда бы не позволили воцариться хаосу. Не успел гневный гул прокатиться по двору, как возле принца вырос капитан охраны с ожиданием приказаний. Они так хорошо понимали друг друга, что почти не нуждались в словах.

— Это сообщение достоверно?

— Достоверно, милорд. Гонец, что сообщил эти новости, находясь в дюнах, собственными глазами видел корабли. Расстояние было слишком большим, чтобы определить их количество, но не возникло ни малейших сомнений, откуда они и с какой целью явились. Известно, что Кадваладр сбежал к датчанам. Зачем возвращаться с таким войском, как не за расплатой?

— Ну что же, он ее получит, — спокойно пообещал Овейн. — Сколько у нас времени до их высадки?

— Милорд, они высадятся, несомненно, до наступления утра. Паруса их подняты, и все время дует западный ветер.

С минуту Овейн размышлял. Около четверти всех лошадей у него на конюшне, и около четверти вооруженных воинов проделали накануне путешествие. К тому же его люди допоздна пировали. А сейчас им предстояла бешеная скачка.