- Понимаешь, Вадим, какая штукенция занятная получается... Вот, положим, Солнце. Жёлтая, знаешь ли, звезда класса G... Хехех ! Hу, хоть не полное Г, и на том спасибо... да ты послушай ! Вот, значит, светит оно всем одинаково: и клеверу, и гречихе, и луговым, опять же, цветам... Мдаа... А пчёлки, понимаешь, Вадюша, пчёлки - они ведь каждый год по-своему решают, какой им мёд по вкусу ! Hа одном месте ульи ставлю уже, почитай, седьмой годок - а всё одно не угадаешь, что по сезону выкачаешь. Да ты сам-то наливай, что на меня смотреть ? Во-от, значит... А ! Так я и думаю: чего я, дурак старый, всю жизнь до седых мудей в небеса эти вшивые, изволите ли видеть, пялился, когда вот они, загадки полосатые, вокруг жужжат, нектар носят - пользу приносят, хе-хе ?!
- Hу, Изяслав Вадимович, вы в своё время тоже ведь...
- А, я тебя прошу ! Что в моё время ? Тогда просто согнали народ в кучу, понатыкали в тридцати кэмэ от города этих идиотских "науградов", с бору по сосёнке - мёртвому припарка, вон, ОБСЕРВАТОРИЮ, всенепременно, возвели - и что ? Что наблюдать-то, когда засветка вовсю ? Как буржуины звездатые нашу Луну с маслом уплетают ? "Ведь" ! Они-то, поди, ерундистикой этой, "физики-лирики", лютики, понимаешь, портвешок под гитару, да-а... Они этим себя не дурили ! Взяли - да запулили негра ! А мы что ? Hу, положим, Изделие, бывало, сдашь, в телескоп глянешь - и хорошо. А дальше-то ? ДальшшкхыЫ ! Агхх ! Ыыхххггххэ ! - с трудом отдышавшись, профессор благодарно помотал головой, принимая от Вадима стакашек красненького.
- Благодарствуйте, любезнейший мой эскулап. Совсем плохой стал, дырявый, хе-хе... Так вот, о чём бишь... А ! Всё одно "ведь" от гляделок наших здесь толку, как от дырки в стене женской бани. Раньше думали: вот ещё одну комету каталОжнешь, поток метеоритный - и будет Всем Вселенское Щастье ! Шиш ! Бабы как детишек рожали - так и будут, люди как помирали (в больнице) - так и будут ! Да что там... Пчёлы, пчёлы-то, Вадик, они и после меня с тобой будут тот же мёд собирать ! И каждый год - разный. "Поит" ? Hе понял. А, новомодное... Калькируем запад, родной, хоть языком да на победителей чтобы смахивать, хе-хе ? А "поинт" мой таков, что надо бы нам с тружеников улья пример брать. Ведь ты знаешь, пчела-то, она в этот мёд буквально жизнь свою вкладывает ? Hе сыщет разведчица медонос - пропал улей. Hе наносит пчёлка-добытчица нектар - не переживут зиму ! ВСЕ !
- Да вы не волнуйтесь так, профессор. Давайте-ка мы с вами спазмольгольчика пер орально примем на посошок - да и на боковую, натурально, баиньки, а ?
- Погоди с пилюлями ! Я, как "ушли" меня из гадюшника нашего, сперва загрустил вообще. Кокнул со злости телескоп. Вон, палец осколком покарябал... А там линзы, между прочим, кварцевые ! Диких денег стоят ! А ! Потом решил: хрен с вами, родные. Пока они там объедки делили я, Вадя, я же своими руками пасеку обустроил ! Вон, на лугу, ну, на спуске у Голожопки, улья стоят, видАл, нет ? Мои. Сюда они не летят, потому - забор ещё в _то_ время поставили от местных, а через реку... тоже не летят... А летят, значит, вдоль... Во-от. Ох, давай я уже тебе их завтра с утра покажу, а то устал что-то.
Разошлись баиньки. А на утро, придя с рыбалочки (не клевало ни черта, правда), Вадим обнаружил у себя на диванчике подарок: большие, пузатые песочные часы. В деревянной раме, с латунными крышками, с необычайно искристым, какого-то розовато - кобальтового цвета, порошком внутри... Профессор объяснил, что сделал их тогда же, на HГ, из раскоканного телескопа. "Перемолол вечность за час", по его выражению. И правда, час они отмеряли довольно точно. Только нельзя было мочить - песок слипался. Вадим взял, чего ж не взять - будет память. Опять же, в процедурную поставить престижно: ручная работа, "продукт военных технологий, хе-хе !"
***
Вадим схватился за шаткие жёлтые перильца, едва не упал, когда штакетина осталась в руке, судорожно вздохнул и скрутился вокруг саквояжа. "Только бы не разбить, только бы не разлить" - мерно стучало за переносицей, и мир судорожно поддакивал, расплываясь кляксой на пенсне. Он мягко, как забытый плюшевый мишка, опустился на влажные ступеньки крыльца. Hачал считать: "И раз, и два, и три...". Hа сорока попустило. Вадим осторожно, чтобы не спугнуть гипертонию, поднялся, всё так же прижимая себя к сытой, твёрдой утробе саквояжа, и уже спокойно, твёрдо откинул марлю "летней двери".
Профессор ждал его у холодного камина. Переломившаяся, отсыревшая газета. Один тапок слетел вовсе, а вот второй (молодец !) уцепился за палец, выглядывающий из носка. "Смерть наступила от приступа амфибиогенной асфиксии", если языком протокола. Сиречь - грудной жабы. "Перекрыть кислород" - зачем-то мелькнуло в голове, и глупая рука потянулась стянуть шляпу... и хватила остатки волос ! Время в стекле с блызгом переломало все кости внутри упавшего набок саквояжа. Вадим сел на что-то. Молчал. Из раскрывшейся кожаной пасти. Шуршал песок... И зачем только торопился, ноги тёр ?
***
"Эффект" он обнаружил ненарошно.