Дау, Кентавр и другие

В 1993 г., на праздновании 70-летнего юбилея В.И. Гольданского, в конференц-зале Главного здания Института хи­мических проблем я увидел сидевших в первом ряду Ю.Б. Ха­ритона и А.П. Александрова. Юбилей имел камерный характер, начальства не было, а присутствие «патриархов» объяснялось не только многолетним научным сотрудничеством с Гольданским, но также очень дружественными, родственными отно­шениями.

Я подошел поздороваться с Харитоном и Александровым, которым было тогда под 90 лет. Мне казалось, что за 50 лет, которые я их знал, они совершенно не менялись — на лицах была добрая улыбка, а глаза излучали свет. Юлий Борисович вскочил со стула и сказал мне как бы на ухо фразу, которую понимали только мы двое: «Помните, Исаак Маркович, какие дела мы с Вами проделывали?» Под «делами» он имел в виду не наше многолетнее деловое научное сотрудничество на всех эта­пах создания ядерного оружия — от атомного до водородного, в котором вершиной моего участия явилось членство в Госкомиссии, принимавшей в 1955 г. проект окончательного ва­рианта водородной бомбы, а нечто совсем другое. Об одном из наших «дел» я сейчас расскажу, тем более что это «дело» имело прямое отношение к сидевшему рядом А.П. Александрову.

В 1975 г. Академия пышно отмечала свой 250-летний юби­лей. Членов Академии наук осыпали многочисленными орде­нами. За столом Президиума торжественного заседания, про­исходившего в концертном зале «Россия», сидели первые лица государства — Л.И. Брежнев и Н.В. Подгорный (еще не впав­ший в немилость). В какой-то очень торжественный момент происходила церемония выноса Красного знамени АН, кото­рое нес А.П. Александров. Все это чем-то напоминало торже­ственную пионерскую линейку. (Интересно, где теперь это знамя АН СССР?)

Я заметил, что во время выноса знамени Брежнев и Под­горный обменялись каким-то замечанием. Было известно, что в ходе подготовки этого юбилея президент АН СССР М.В. Кел­дыш пережил небольшую драму. Все варианты доклада торже­ственного заседания, которые ему приносили его помощники, он забраковывал, в то же время он осознавал, что сам был не в состоянии написать доклад — и здоровье не позволяло, и какая-то неудовлетворенность собой и делами Академии. Бу­дучи человеком талантливым и потенциально творческим, он реализовался в математике очень мало. Осознание этого факта пришло как раз в это время, когда частично раскрылся «зана­вес», расширились международные связи АН, и его коллеги стали ездить за границу и успешно пропагандировать свои научные достижения. В этой ситуации М.В. испытал, возмож­но, нормальное чувство зависти и неудовлетворенности от того, что, сидя в кресле президента АН, он теряет драгоценное вре­мя, а только научно-организационная деятельность творческой личности удовлетворения не давала. Тем более что большую часть времени ему приходилось тратить на рутинные дела, вроде дележа денег на строительство (насколько я понимаю, этот вопрос остается больным до сих пор). А когда М.В. осознал всю ситуацию и свою невозможность написать доклад для тор­жественного заседания, содержащий нетривиальные мыс­ли, он в отчаянии пришел к заключению, что не может боль­ше оставаться президентом Академии и выступать на таком торжественном юбилее. Этот злополучный доклад он в конце концов поручил сделать своему вице-президенту В.А. Котель­никову. Предусмотренный Уставом срок пребывания на посту президента истек, и продлять его он не собирался. В связи с этим самым актуальным вопросом в кулуарах Академии стал, естественно, вопрос об имени будущего президента.

Юбилей праздновался в Москве и на родине Петровской академии — в Ленинграде. Из Ленинграда дошел слух, что на одном из торжественных «возлияний» ленинградский вождь Г. Романов предложил тост за будущего президента и вице- президента АН, назвав имена сидевших за торжественным сто­лом. Многих членов Академии, в том числе и меня, эти кан­дидатуры не устраивали. Да и поддержка Романова вряд ли прибавляла что-то к репутации кандидатов.