Даун Хаус

Пожилой дворянин в медалях тайком сливает из стоящего на обочине молоковоза молоко. Машина тихо трогается с места и давит пожилого дворянина всмятку.

Сцена 19. Кабинет Епанчина ( продолжение )

– От оно как! – сделал свой вывод из рассказа молодого человека генерал и потер руки. – Да ты, брат, дурачок, видно.

– Ну, надо же! От вас ничего не утаишь, на то вы и генерал! – воскликнул Мышкин, преданно глядя в глаза почтенному вояке. – Хотя я лечился очень долго в Швейцарии. Мой доктор – доктор Шнейдер, говорил, что я практически здоров, только мне нервничать нельзя и увлекаться.

– А ты мне определенно нравишься! Мне тоже увлекаться вредно. Намедни я увлекся, и две катушки гуманитарного кабеля в буру продул, – признался Иван Федорович и обратился к Гавриилу Ардалионовичу: – Ты, Ганя, комнаты сдаешь у себя, так возьми его к себе жить.

– Зачем же? – стал отнекиваться князь. – Я и сам способен устроиться!

– Ничего, так надежней будет, – объяснил генерал, – у меня три дочери – Александра, Аделаида и Аглая. Тоже дуры набитые. Вдруг вы, где случайно, друг на друга наткнетесь. Дети тоже дураками получатся. А у Гани вы под присмотром будете.

– Хорошо, – смирился Мышкин.

– Ганя, иди ко мне поближе, – позвал молодого человека Иван Федорович, доставая из ящика стола чувственный портрет женщины с бутоном розы в руках, обрамленный золоченным багетом. – Вот она – Настасья Филипповна, как живая. Твоя будущая половина. Возьми, она тебе на память прислала. Счастливчик.

Гавриил Ардалионович нерешительно взял портрет и начал размышлять вслух:

– Оно конечно – женщина она интересная, но ведь она с Тоцким сожительствует, а до этого еще могла с кем-нибудь и неоднократно. Не будет ли конфуза!? У меня мама напряглась уже.

– Какая разница, Ганя!? – нахмурился генерал. – Я тебе за ней два вагона тушенки дам из продпоставки госрезерва, а не станешь жениться – хрен тебе, а не мясные изделия.

– Настасья Филипповна!? – заинтересовался князь. – Позвольте полюбопытствовать. У меня один знакомый ее в баню обещал отвести. Рогожин Парфён Сергеевич. Редкого гуманизма фабрикант.

– Рогожин – не жилец, – хмыкнул Гавриил Ардалионович, – давеча его брат спьяну хвалился, что удавит, как встретит, что бы папины миллионы не делить.

Сцена 19. Кабинет Епанчина ( продолжение )

Мышкин взял в руки портрет женщины и поднес его к самому лицу, словно надеялся вдохнуть запах исходящий от ее каштановых кудрей…

Сцена 21. Кабинет Епанчина. Изображение хулиганит

Но тут произошло неожиданное, Настасья Филипповна подмигнула ему с портрета, протянула руку и железной хваткой защемила ему нос. Князь застонал и стал метаться по кабинету, отрывая портрет от лица.

Сцена 19. Кабинет Епанчина ( продолжение )

Пока он упражнялся, генерал давал наставления Гавриилу Ардалионовичу:

– Не пристало тебе, Ганя, рыло от нее воротить. Мне надо эту мадам от Тоцкого дистанцировать, что бы Тоцкий на моей прыщавой Александре женился, и мы, наконец, слили наши предприятия в единый пищевой холдинг. А тебе, ладно – три вагона тушенки и мою клюшку для гольфа. Да и, кстати о Парфёне – конкурент! Ты на его брата не уповай особо, Парфён сам не промах. Помнишь, как он в доктора с нашим котом играл?..

Сцена 22. Пионерская комната

Хорошенький мальчик в пионерской форме, с плоскогубцами в руках, стоит на фоне прикрепленного к доске котика. Котик недовольно кричит.

Сцена 19. Кабинет Епанчина ( продолжение )

– Помню, – кивнул Гавриил Ардалионович.

– Так-то! – поднял к потолку палец генерал. – Так что бери моего дурака родственника и веди к себе домой. Вишь, он фото слушает!

Сцена 21. Кабинет Епанчина. Изображение хулиганит ( продолжение )

В это время князь старался избавиться от хулиганствующего изображения, которое перехватило его другой рукой за ухо.

Сцена 19. Кабинет Епанчина ( окончание )

Гавриил Ардалионович подхватил князя под локоть и повел на улицу.

Сцена 23. Лестница в доме Епанчина

Но выйти из дома им так и не удалось, потому что на лестнице они столкнулись с матерью семейства Елизаветой Петровной, статной дамой сорока лет, ведущей дочерей пить кофе.

– Вы кто! – заинтересовалась мать князем и ухватила его под локоть.

Портрет, как-то сам по себе отлепился от лица Мышкина и, ойкая, постучал по ступенькам вниз.

Ганя побежал за ним.

– Я князь Мышкин, – обрадовано ответил князь, потирая пунцовое ухо.

– А я Елизавета Прокофьевна, тоже урожденная Мышкина, – не менее радостно воскликнула добрая женщина и показала на дочерей, – а это мои белочки. Александра, Аделаида и Аглая. Все на «А». Это Иван Федорович придумал, что бы в инициалах не путаться. Пойдемте, милейший, кофеем побалуемся, и вы нам про житье ваше скорбное расскажете.