Дауншифтер (СИ)

— Говорю же тебе, очень ценные коготки! Учёные их потом сбагрят в Москву, а мы с носом останемся, — предрёк Гумоз.

Присев на корточки, я поцокал языком, потрогал пальцем края разрезанного металла и горестно вздохнул.

— Не переживай, Никита, есть у меня один проверенный лепила по железякам, — похлопал меня по плечу Гумоз, присаживаясь рядом. Он тоже поковырял пальцем вспоротый металл и обнадежил: — За пять бутылей и тушняк заделает так, что будет, как из фирменной мастерской.

— Пятно всё равно останется.

— Ты в тайге живёшь или где? Что тебе это пятно, всё едино на этом месте монстрячьи бошки рисовать будешь.

— Какие ещё бошки… — скривился я.

— По числу подстреленных тварей, как у лётчиков-истребителей. Только нужно талантливого художника найти, чтобы правильный трафаретик вырезал. Кстати, надо бы посчитать предварительный результат, тут уже на три ряда хватит. Красиво выйдет, прямо для газеты.

— Ну, у тебя и фантазия! — молвил я восхищённо.

— Причём тут фантазия? Мы уже герои, лауреаты медали Каменного Креста. Нам, может, даже золотые ордена дадут! — тут он громко всхлипнул, утёр несуществующую слезу и завершил: — Посмертно…

Не выдержав, я заржал в голос. Ну, даёт! До истерики.

— Видишь, всё идёт по плану! — обрадовался главный бич-службист, поднимаясь.

Вокруг стало темно и прохладно. Да что там, было попросту сыро и холодно. Пошёл мельчайший, самый неприятный дождик. Накопившиеся капли срывались с кустов и свесов кровли, падали мерно, тяжело, и мне казалось, что я их слышу. Сейчас бы ветерок подул… Он быстро подсушит территорию, не давая людям поскальзываться на постепенно размокающей глинистой почве.

И ветер подул. Огромное дождевое облако, вздрагивая, как будто от напряжения, раскинулось над заброшенной войсковой частью. Все кругом потемнело и потускло, замерло. И мы притихли, когда над головами, волнуясь и шевеля свинцовыми, с опаловыми просветами отростками, проползало туманное чудовище, готовое, казалось, задеть крышу штаба. Через пару минут облако уплыло дальше на восток, и когда туча исчезла за стеной деревьев, я очнулся, точно после странного сна…

— Пройдусь я, осмотрю павших на искру жизни, — просипел напарник и шумно высморкался. — Вот только патроны на добор жалко тратить. Не в армии, чай, новый БК не подвезут.

— Глядишь, ещё и подвезут. Всё может измениться, — не согласился я с наивной, скорей всего, надеждой. Просто надоел негатив.

— Подождите! — крикнула Юлия. — Гумоз, я с тобой!

Я тоже встал, выпрямился, восстанавливая дыхание, подошёл к стульям и, положив «зауэр» на колени, с наслаждением уселся на мокром сиденье. Поёрзал, согревая фанеру, огляделся и принялся набивать магазины к пистолетам. Всё вокруг постепенно оживало. Ухо уловило даже противный тоненький писк, теперь уже земные кровососы вылетали из любимых мест. Лениво подумалось, что надо бы намазаться «гардексом».

Пш-ш…

— Никита, вроде бы чисто в округе, на подходах никого, внизу никто не шевелится. Но я еще немного тут постою с биноклем. Для уточнения… А чем там бойцы у тебя занимаются, карманы шмонают?

— Контролить пошли бойцы. Ты как там, наверх карабкались?

— Лезли трое, вон они, под опорами лежат.

— Хорошо, я тебя сам заберу, пешком не ходи.

Гумоз работал с пальмой в одной руке и револьвером в другой, Мифтахова, подстраховывая, шла с «Сайгой». Процедура контроля в версии экономного Гумоза выглядела так: после осторожного подхода к очередному телу следовал резкий и сильный удар клинком пальмы в шею твари, и оба тут же отскакивали, проверяя, нет ли реакции. Единичный бич-философ работал с огоньком, творчески. Один раз выдал строчку а-ля Чуковский:

— Ах ты, бяка-закаляка кусачая! — и тут же ткнул.

Мифтахова выстрелила всего два раза, больше подранков не было.

Сейчас отдышимся, опять запрём Юльку, и можно будет лезть под землю. Это был очень странный день, нежданно-негаданно перечеркнувший всю предыдущую жизнь. И он продолжался, ведь самое страшное, чувствую, впереди. Но мы пойдём вперёд.

Глава четырнадцатая В подземелье

Выбравшись наверх, Новиков оглянулся на бесформенную тушу, зачем-то отряхнул друг о друга ладони, хотя тела он не касался, и предложил:

— Пусть валяется, мы и так время потеряли.