Краевые, а может, и федеральные власти поначалу ограничили карантинную зону окружностью с радиусом в сто километров. Быстро поняв, что такая площадь окажется недостаточной для гарантированной изоляции активной зоны последствий феномена, они увеличили радиус поначалу до двухсот, а затем и до трёхсот километров. В результате зона отчуждения на юге района захватила не только Ванавару, но и прилегающие участки Подкаменной Тунгуски, куда попали Байкит и Куюмба. Таким образом, в зоне отчуждения оказались таёжные поселения, не имеющие возможности для коммутации. Сейчас только сертифицированный идиот рискнёт отправиться на юг к соседям. Не ясен и режим работы паромной переправы.
В соответствии с изменением карантинного режима передвигался и заградительный блокпост на грунтовой магистрали Каменные Кресты – Северо-Енисейский.
Оба прииска и горнодобывающее предприятие «Маргансиб» в два потока вывезли на материк почти всех вахтовиков и командированных специалистов, оставив на объектах по одной сборной бригаде дежурных электриков, слесарей и групп охраны объектов. Причём большинство из оставшихся – крестовцы. Замерли станки лесопилки. Свернули свою деятельность складские хозяйства, гаражи дорожной техники и мастерские предприятий, расположенные в посёлке, не работает дебаркадер.
Каменные Кресты опустели, как после эпидемии чумы, даже в полдень улицы пустынны. Выехали и некоторые из местных жителей, чиновники и управленцы. Глава поселения Песегов, человек добродушный, веселый и, как рассказывают, в прошлом порядочно распущенный, администрирует в вынужденном одиночестве. Из всего персонала у него остались только личный водитель, радист, делопроизводитель и помощница-жена. В здании администрации по графику работает стационарная радиостанция, с помощью которой осуществляется связь с районом и с приисками. Сегодня в поселении живут в основном старики, которым некуда деваться, и все те, кто останется в Крестах при любых обстоятельствах, вплоть до ядерной войны. Не собирались уезжать и те, у кого здесь стоит крепкое хозяйство, самые независимые люди. Они и хозяйства-то заводили, чтобы как можно больше производить и по возможности реализовывать, а не покупать в магазинах. Те самые старожильцы-коренные, настоящие чалдоны, которые выросли в твёрдом убеждении: это моя земля, и я её никому не отдам. Вот и я остаюсь. Если честно, то патриотизма в этом поступке пока нет, есть упрямство.
Кто не успел, тот опоздал, правило работает безукоризненно. Если сейчас я, к примеру, возжелаю покинуть токсичное место и отправлюсь на джипе в сторону Северо-Енисейского, то на заградительном блоке меня грубо тормознут, а если начну выдвигать претензии, то без долгих разговоров отправят в карантинный лагерь. Злые языки поговаривают, что попав туда, человек получает все шансы надолго остаться за колючкой. Или в лаборатории учёных, причём безвозвратно, если у науки возникнет подозрение в том, что пациент был укушен тварью. Рисковать свободой, понятное дело, никто не хочет, хотя я по-прежнему убеждён в том, что при желании смог бы смыться по рекам и речушкам.
Собственные блокпосты имеет и посёлок, всего их три: два на дорогах, ведущим к приискам «Удачный» и «Волчья падь», ещё один стоит на магистральной выездной трассе. Безопасность с восточного направления обеспечивает силами оставшихся на предприятии бригад горный комбинат. Там народу побольше – нужно обслуживать электростанцию и котельную, контролировать состояние рудника. Последний элемент системы охраны и обороны – наблюдательный пост на Таймуре, где двое мужиков, периодически патрулирующие ближнюю акваторию на моторной лодке, круглосуточно живут на дебаркадере.
В посёлке нет постоянно действующего поста МЧС, хотя спасатели регулярно появляются на вертодроме. Их яркие вертушки прибывают и уходят вглубь зоны через день-два. Что именно они делают в окрестностях эпицентра и каковы успехи групп, неизвестно.
Точно так же поступают приезжие вежливые зелёные человечки в масках – посадка, заправка, во время которой десант сидит на траве вокруг крылатой машины или быстренько наведывается в посёлок для пополнения съестных припасов, затем происходит погрузка и визуально тревожный, тяжёлый какой-то уход вглубь зоны… Пассажиры транзитных бортов ведут себя тихо, не быкуют, что называется, других не расспрашивают, но и сами ничего не рассказывают.
Периодически на футбольном поле, на котором по-прежнему играют неугомонные мальчишки, присаживаются старенькие «Аннушки», доставляющие продовольствие, в том числе и коммерческие грузы. Замерев в раздумьях у окна и оглядывая пустой двор, я запоздало подумал, что Сарсембаеву стоило бы поговорить насчёт доставки собаки с пилотами Ан-2. Надо подсказать.