– Да? Тогда звиня-айте! – прогудел Сидор Поликарпович, бережно принимая хрустальный стаканчик. – Я и первое-то слово не понимаю. Дауншифтер, говоришь? Надеюсь, это что-то героическое, вон как ты лихо прорыв ликвидировал. Прорывались четыре прыгуна, троих ополченцы положили прямо возле блока, один сбежал в посёлок.
– Как-то само собой получилось, на автомате. Какой уж тут героизм… – немного засмущался я.
– Хорошо, когда у человека есть такой автоматизм. – Громоздкий АКСУ ему всё-таки мешал, и капитан поставил его рядом у стены. – Потому я к вам, товарищи таёжники, и пришёл.
– Наливай и нам, Никита, не спи, – подсказал Новиков.
– Слышали, что у Мифтаховой случилось?
Дмитрий лишь покачал головой, издав некий неопределённый звук типа «кхе», а я ответил:
– Вроде слышал что-то… Днём Бурят сказал, что у неё обстоятельства. Семейные, без расшифровки.
– Были семейные обстоятельства, а стало чрезвычайное происшествие, – озабоченно произнёс капитан. – С сыном они поругались, вот что. Даниле тринадцать лет, возраст начала партизанского сопротивления, плюс безотцовщина. Слово поперёк не скажи, бычится, замыкается, всё поперёк.
– Тинейджерство, – вставил я.
– Что ж вы за люди такие, москвичи! – медленно покачал головой Храпунов. – Не можете простыми словами, обязательно нужно что-нибудь от английских учёных притащить в разговор! Ну да, переходный возраст. Юлия Ринатовна говорит, что вроде бы всё успокоилось, вместе позавтракали, а когда пришла вечером с работы, то увидела, что отпрыска нет как нет! На тумбочке записочка лежит…
Новиков придвинул стул поближе, я тоже. Оказывается, участковый к нам не на огонёк заглянул, тут дело серьёзное.
– Хорошенько слушайте, – воззвал к вниманию Храпунов, переходя у существу дела и доставая из кармана смартфон. – Я для порядка сфотографировал. Значится, так. «Мама, меня не ищи, вернусь сам, когда всё сделаю. Мы вместе со Степаном Рожко и Стешей Тюриной поехали на заброшенную военку за секретным оружием типа гаусс-пушки…»
Я не выдержал и фыркнул. Сталкеры у нас объявились!
– «Стёпа примерно знает, где она может лежать. И не паникуй, я уже взрослый, а не ребёнок»… Вот такие семейные обстоятельства, хуже не придумаешь.
– Как я понял, назад они до сих пор не вернулись? – поинтересовался Дмитрий.
– Надеюсь, что эти охломоны поймут, что ночью передвигаться нельзя, – с некоторым сомнением ответствовал полицейский. – Тюрина живет со стариками, родителей после отпуска в зону не впустили. У Степана родители есть, да тоже застряли они в Енисейске, на беду. Теперь не пускают, до окончания карантина. Они там бодаются, по инстанциям ходят, но вы же знаете, что это может длиться очень долго. Пацан жил тут с бабкой-родственницей, а она возьми да помри неделю назад. Такой раскладец у нас получается, товарищи. Теперь мы с главой кумекаем, куда его определить под присмотр.
– Долго кумекали, – заметил я.
– А ты поучи нас, учёных! – возвысил голос капитан.
– И поучу! Докумекались? Что ты на меня орёшь, вы родителям про свою учёность расскажете. На чём они уехали?
– На «шестёрке» отцовской, белой, одна такая у нас была, им все завидовали. Машина после смерти Геннадия осталась, – первым ответил промысловик.
– У Юлии Ринатовны «Паджеро-Спорт», а «шестёрка» рядом в гараже стояла, – сдался участковый, меняя тон. – Хотела было продать по дешёвке, а потом решила, что пусть Данила с ней ковыряется, приобщается к механике. Ему нравилось.
Стало понятно, что у него за дело. И оно меня ничуть не захватывало.
– Ребята, кроме вас мне послать некого. Ни одного человека с блокпостов снять не могу, я их наоборот усилил после крайнего прорыва… Нет у меня резервов, и сам не имею права бросить посёлок. Ни на час.
– Погодь-ка, Поликарпыч, тебе же помощника на усиление прислали! – вспомнил, несколько воодушевляя меня, Дмитрий.
– Оболтуса негодного прислали, на отвяжись! Недотёпу какого-то. Негоден! – отрубил Храпунов, безжалостно попирая все нормы защиты чести мундира, как и правила корпоративной солидарности. – Умудрился упасть с первой ступеньки крыльца и сломать ногу.
– В ФАПе откармливается? – спросил Новиков.
– Хрен ему, а не каш казённых, я его санрейсом в карантинный лагерь отправил! – злорадно ответил Сидор Поликарпович. – В общем, кто, если не вы. Такие дела.
Мы переглянулись. В глазах друга мерцал непонятный пока интерес.
– Интересно, почему их на блоке не тормознули? – спросил он.
– Никто не подумал, в том числе и я, старый хрен, что блокпост в обе стороны работать должен! Мужики ничего не поняли, даже когда «шестёрка» мимо прокатила, они и тревогу-то не подняли. Потом уже начали связываться по рации. Меня не зацепили, вышли на Песегова, там радист какое-то время не мог врубиться, в чём проблема… Начали разбираться, а там уже и Мифтахова прибежала, бледная, как смерть. Так как?
Не моё это дело, точно не моё.