Дауншифтер

– Чёрт, что же это за вояки у нас стоят, замёрзшие во времени? Такое старьё давно снято с вооружения и лежит на складах длительного хранения! А фузеи у них не нашлось с дюжиной карамультуков?

– Ой, Никита, и не говори! Вот и Сидор Поликарпович примерно такие слова применял, когда они с главой ко мне пришли после этого цирка, – доверительно поведала хозяйка. – Товарищу главе вообще плохо стало. Я ему лекарство от давления давала.

– Вот это? – щёлкнул я ногтем по бутылке.

– Куда ему, болезному… Песегов уже третий год как капли в рот не берёт, сердце у него. Клюквенным морсом отпаивала.

– Странная история. Откуда у них взялись самозарядки Токарева? Ладно, сейчас всё равно не выяснишь… Так наши стволы-то взяли?

– А куда им деваться было? Взяли, конечно. Моему оболтусу СВТ не дали, сказав, что она слишком тяжёлая для него и длинная. Обиделся!

– Вообще-то правильно обиделся. Он пацан обстрелянный, в отличие от многих.

– Мосинку получает, но только на посту, в остальное время со своей двустволкой.

– Это называется: сбагрили лохам неликвид. Хотя обе винтовки бьют далеко и точно, и патрон мощный.

– Зато патронов выделили вдосталь, пять ящиков, – вспомнила Мифтахова, подцепив вилкой самый маленький грибок.

– По два цинка в каждом, – продолжил я. – Неплохо… Ну, Юлия Ринатовна, это не бефстроганов, скажу честно. Это настоящее кулинарное волшебство, высший класс! Вкуснее и в «Пушкине» не подадут!

Я чуть не брякнул чего-нибудь в духе, мол, куда только мужики смотрят, когда такая хозяйка пропадает. И пока рядом с ней постоянно обретается такой башибузук, как Бурят, удачи им не видать. Но ангелы меня спасли от глупости. Рассказывали, что такие речи при Мифтаховой заводить категорически не рекомендуется, и виной тому какая-то особая жизненная история.

От заслуженной похвалы владычица «Котлетной» смутилась, начав теребить короткий синий фартучек, хотя было видно, что комплимент её явно тронул.

– Чего уж там, обычное мясо, Просто лось свежий, молодой, да мариновала по-своему, в травках.

– Слушай, а почему в зале эту красоту не подаешь? Я бы по два раза в день заглядывал.

– Так это ты! – отмахнулась она. – А моим ханжикам такое дорого. Они чего попроще требуют, подешевле. Заказывай, сделаю.

– Договорились! Сразу большую кастрюлю заберу, по любой цене. Как в заведении-то дела?

– Народу, конечно, стало поменьше, чем в былые мирные дни, но есть, заглядывают люди. Слух прошёл, и теперь уже вертолётчики нет-нет, да наведаются, учёные разные, спасатели…

– Сейчас у тебя Катя в зале?

– Интересуешься молодками? – хитро улыбнулась она, и я тут же поперхнулся солёным огурцом. Похлопав меня по спине ладошкой и придвинув поближе стакан с компотом из морошки и облепихи, Юлия сказала:

– А что это у тебя дыхание сводит, дело молодое, нужное. Катерина у нас девочка примерная, толковая, домовитая. Красивая ведь, да? Опять же не пьёт, не курит… В зале она. Сейчас там спокойно, ничего не происходит.

Но тут в банкетке, сразу заняв добрую четверть помещения и чуть не сшибая косяки щеками, материализовался огромный Бурят в белом переднике, по которому тут и там были зловеще разбросаны пятна крови, как старые, застиранные, так и пугающе свежие. В правой руке был зажат чудовищного размера китайский поварской тесак Цай Дао, с которого, слава Богу, не капало. Я вздрогнул.

Судя по тому, с каким видом Мифтахова выслушала нашёптанное ей сообщение, что-то в заведении всё-таки происходило. Конфликт этих самых «ханжиков» с котлетами? Уходя, она в свою очередь тоже что-то шепнула Буряту, наверное, отдавая какое-то распоряжение. Не успела скрыться, как вышибала подошёл ко мне и без церемоний забрал тарелку. Забрал и ушёл, оставив меня сидеть с открытым ртом. Надо признать, что и вернулся это душегуб достаточно быстро – на свежей тарелке с красным соусом и диким луком лежали два длинных люля-кебаба. Это я удачно зашёл!

– Ты моей хозяйке помог, мальчика спас, уважаю, – раскатисто проворчал Бурят, положив тяжёлую длань мне на плечо. – Будут бить, впишусь, слово даю.

И без продолжения отвалил восвояси, заставив меня, поражённого до глубины души самой длинной речью, произнесённую вышибалой в моём присутствии, зависнуть во второй раз. Вернувшись минут через семь, Мифтахова опять села напротив, подставила кулачок под подбородок, и участливо спросила:

– А у тебя как?

– Помаленьку. Давненько в посёлке не был. Сколько… Дней восемь вроде, – начал я, откидываясь на спинку с салфеткой в руках. – В зимовье работали с Новиковым и Степаном. Наставили повсюду волчьих капканов, словно маньяки какие-то, получилась целая заградительная полоса.

– Попался кто-нибудь?

– Вообще никого не видели и не слышали. Вдалеке пару раз орали, но ближе не суются, побаиваются. Волки заглядывали, представляешь! Кот так зашипел… Вышли прямо на поляну, голов семь. Посмотрели, принюхались, чуть повыли и ушли.

– Ничего себе! – удивилась женщина. – Ведь помнят!

– Похоже на то… Сейчас приехал со Стёпкой, дело есть. Ильяс Сарсембаев помочь просит, ему дальнюю избу поправить нужно. Сам не справится.

– Степана с собой возьмёшь?