Давай будем друзьями

Ну, это, конечно, зря. Он же не конченый слизняк, чтобы сбежать из собственной квартиры, только бы не пересекаться с Оксаной.

Он терпеливо ждал часа "икс" в комнате, обдумывая каждое возможное слово. Ну а чем заняться? Бежать встречать? Загораживать проход телом? Кричать, чтоб Оксана ушла?

А смысл?

Сорвался только в последнюю минуту, когда зазвонили в дверь. Стакан оказался хрупким до безобразия и попросту треснул в сжавших его пальцах. Марина этого уже не видела.

Она «передавала» Дениса Верещагиной как передают эстафетную палочку. Сама с ним теперь разбирайся, это твой геморрой – наверное, сказала что-то такое.

Да похер.

Сейчас Оксана познакомится с темной его сущностью.

Увидит, какой он по-настоящему.

Она обязательно уйдет, позволив ему догнивать в собственных сомнениях.

Потому что все дорогие ему люди однажды ушли.

Потому что как только ты подставляешься для удара – тебя бьют.

***

В коридоре тихо и пусто. Ну и где шляется хозяин?! Спит или просто не в настроении общаться? Уж мог бы ради приличия выползти. Впрочем, значит, так ему хочется объясняться. У него прекрасная логика: зажимать в туалете –  запросто; вести диалог –  увольте.

Собственно, я тоже не горю желанием пересекаться с Костровым.

Правильнее всего развернуться и уйти.

Но кто сказал, будто я человек благоразумный? Вот уж нет. Наступать на грабли, раз за разом ударяясь лбом о черенок – это про меня. Набью шишку размером с рог, а всё равно продолжу оступаться.

Скидываю пуховик, но обуви не снимаю, чтобы при необходимости быстрее свалить отсюда.  Сейчас я посмотрю в глаза дьяволу, спрошу, какого хрена вообще происходит и о чем говорила Марина. В чем мы должны разобраться?

Мне прилюдно послать его лесом?..

Денис стоит у окна, упершись напряженными руками в подоконник. Он весь – сплошная изломанная линия. В отсветах настольной лампы не разглядеть деталей, лишь силуэт. Мне не хватает смелости, чтобы подойти. Не хватает духу, чтобы позвать его по имени.

Я одновременно полна гнева и опустошена, неспособна даже выругаться.

А он всё стоит.

Да пошевелись ты!

Смотрю, впитывая, как чертова губка, эмоции, наполняясь ими дополна. В комнате душно и пахнет крепким алкоголем. Шибает по ноздрям знакомыми ароматами туалетной воды. Бьет одиночеством по венам.

Всё-таки делаю шаг вперед. Переступая через себя, через свои принципы, иду как загипнотизированная. Этими чертами, этими демоническими татуировками, этими широкими плечами и узкими бедрами. Не знаю пока, о чем скажу или что сделаю. Но мне хочется сократить расстояние.

Он оборачивается, смотрит, сощурившись.

– Оксана, послушай. Не знаю, что тебе наговорила Марина, но…

Голос нетверд.

Он пьян. Мертвецки. Чертовски. Так пьян, что с трудом стоит на ногах. Денис покачивается, пытается шагнуть ко мне, но тотчас отступает, будто опаленный пламенем. Сжимает и разжимает кулаки, и я замечаю, что ладони кровоточат. Капли крови рушатся на темный паркет, разбиваются на мельчайшие брызги.

Что за четровщина?!

– Тебе нужно обработать раны! – перебиваю его.

Он поднимает руки и осматривает их с непониманием. Мол, а что такого-то? Ну, истеку кровью, делов-то.

Силой втаскиваю в ванную комнату, и Денис совсем не сопротивляется. Включаю свет, достаю из аптечки – хоть что-то у него есть! – ватные тампоны и перекись водорода.

– Что случилось?

– Наверное, разбил стакан, – отмахивается. – Или раздавил. Не помню уже. Забей, ничего страшного.

– Конечно, ничего страшного, – ворчу, пытаясь убедиться, что в ранах нет осколков стекла. – Заражение крови – это вообще нестрашно.

Пока вода стекает по свежим ранам, и розоватые струйки утекают в раковину, я пытаюсь сконцентрироваться. От страха крови мушки мельтешат перед глазами, но сейчас не до моих фобий.

Не понимаю. Почему Марина не помогла Кострову? Так разозлилась за связь со мной, что решила дождаться, пока он помрет где-нибудь в углу? Жесткая месть, ничего не скажешь.

Денис сидит на полу, прижав затылок к стенке душевой кабины, а я накладываю повязки. Одну за другой. Монотонно, не думая ни о чем. Пытаясь быть собранной и равнодушной.

– Ты не должна этого делать, – говорит почти осмысленно, когда я затягиваю узел на бинте.

– Не должна, угу. А ты не должен надираться в сопли и не должен пытаться убить себя как подросток-переросток.

– Я не пытался убить себя, – пресекает почти нормальным тоном Денис. – За кого ты меня принимаешь? Это случайность.

Я мрачно киваю. В комнате откидываю смятое одеяло с дивана, силой укладываю Кострова на скрипучий матрас.

– Ложись. Ну же, давай.

Пытается отнекиваться, но как-то вяло. Сколько же он влил в себя за этот день?

– Раньше моим наркотиком были бои, – шепчет в полудреме. – А сейчас я не могу забыться… даже когда дерусь… когда пью… Думал, всё пройдет, но закрываю глаза, а всё равно вижу тебя. Везде. Повсюду. Запах твой. Мне без тебя никак, Оксана.