– То есть ты часто поступал неправильно?
– Да постоянно! – широко улыбается он. – Ну, ничего, исправляюсь. Скажи мне прошлогоднему, что поеду знакомиться с родителями, засмеял бы.
В голосе Кострова звучит ехидство пополам с гордостью, а мне остается лишь в очередной раз подумать: просто не будет…
В пути мы почти не разговариваем. Молчание не тяготит, не скребет горло невысказанными фразами. Мне нравится рассматривать бескрайние поля и вглядываться в окна домов, когда мы проезжаем мимо деревушек и провинциальных городов.
Несколько остановок на заправках, горячий хот-дог с горчицей и литр выпитого кофе. В этом есть особая романтика. Невозможно поехать в дальнейшее путешествие с кем-то, с кем не умеешь молчать.
Под конец у меня, правда, отваливается всё, что находится пониже спины, и затекла шея. Ощущаю себя старой кочергой, а вот Денис даже не выглядит уставшим.
Мы подъезжаем во двор, где я провела детство. Даже качели те самые, проржавевшие насквозь, с гнилыми досками вместо сидения. Горка в виде слона с оторванным ухом. Песочница, в которой давно нет песка.
– Живенько у вас тут, – отмечает Денис, припарковавшись между грязным трактором и старенькими жигулями.
– Как будто не уезжала, – по спине пробегает легкий озноб от предстоящей встречи. – Мне кажется, тут время остановилось лет двадцать назад. Смотри, сейчас на нас наорет тетя Света.
– Что за тетя Света? – непонимающе оглядывает пустой двор Костров, и в этот момент окно на первом этаже пятиэтажки открывается, и оттуда высовывается округлое лицо в цветастом платке.
– Эй, вы кто?! Убирайтесь отсюда! Пошли вон! Ходят всякие, потом клумбы пропадают!
– Теть Света, это я, Оксана Верещагина, из двадцать седьмой, – привычно откликаюсь. – Никто не тронет ваших клумб.
Женщина подслеповато щурится, затем нацепляет на нос очки, которые до того висели на груди.
– Оксанка! Ба! Как вымахала-то! Кобыляка! А что за кобель с тобой? Столичного привезла, что ль? Мало тебе здешних?
Наверное, нужно обидеться, но я могу только ржать (как лошадь, ага). Тетя Света всегда была очаровательна в своей искренности. Помню, как она гоняла по подъезду муженька, а он улепетывал в одних трусах и называл её ведьмой. Потом почему-то возвращался с неизменным букетом хризантем.
Видимо, это и есть любовь: тебя бьют по хребту шваброй, а ты тащишь хризантемы, которые твоя жена терпеть не может.
– И вам не хворать, – набираю номер квартиры, и входная дверь открывается.
Подъезд темный, лампочек здесь не бывает по определению.
– Ещё не передумал? – поднимаемся на третий этаж, и под сапогами хрустят осколки стекла.
– Даже не надейся.
Дверь в квартиру приоткрыта. Набираю в грудь больше воздуха, мысленно досчитываю до десяти и вхожу.
– Ну, наконец-то! Ты на собаках ехала? – доносится из кухни недовольный голос мамы. – Поезд прибыл в девять вечера, где ты до одиннадцати ходила? Друзья важнее матери? Ужин совсем остыл.
– Я тоже рада тебя видеть, мам. Я приехала не на поезде.
Стою в чистенькой, вылизанной до белизны прихожей, а Денис застывает позади меня, лишая путей к отступлению. Разумеется, сначала мама обращает взор на него, а уже потом смотрит на меня, причем в глазах её читается: ну и что это значит?
Она у меня худощавая и симпатичная. Носит сорок четвертый размер одежды, мало красится. Даже не скажешь, что ей почти пятьдесят лет. Только вот мама сознательно посвятила жизнь мне, отказавшись от мужчин.
Ну и к чему это привело?
К тотальному одиночеству.
– А кто это? Таксист? Ему заплатить или что? – уточняет мама.
– Денис, познакомься с моей мамой.
– Очень приятно, Людмила Петровна, Оксана много рассказывала про вас, – безбожно врет Костров, который про маму слышал три раза и исключительно в контексте «тебя ждет кромешный ад».
Но имя он её выучил. За что получает дополнительный плюсик в карму.
– Вообще-то ты должна была приехать одна, – поджимает мама губы, чем подтверждает мою теорию про случайное знакомство с хорошеньким медбратом.
– Решила заодно познакомить тебя со своим молодым человеком. Покормишь нас?
Но мама застывает на месте, не предлагая раздеться, не спрашивая, где наши чемоданы.
– Ну и где твой молодой человек планирует спать? – сухим тоном. – В машине?
– Здесь. – Улыбка становится шире, хотя внутри меня потряхивает. – У нас вроде бы была третья комната, если тебя смутит его совместная ночевка со мной.
– Смутит?! – Мама старательно изображает крайнюю степень ужаса. – Это возмутительно и аморально! Что люди-то скажут? Привезла хахаля к родной матери! Я запрещаю этому твоему Денису находиться здесь. Пусть немедленно уезжает!
– Ты уверена?..
– Всё нормально, – Костров кладет ладонь мне на плечо, – я переночую в гостинице.
– Я тоже переночую в гостинице, – зло рычу, разворачиваясь. – Мне двадцать лет, я могу сама выбрать, с кем и где спать. Поехали отсюда.
– Если ты сейчас уедешь, то можешь не возвращаться! – радостно откликается мама.
Спасибо за предложение.
С удовольствием им воспользуюсь.
Глава 14