Давай начнём все с начала

Молчу, никак себя не выдаю. Просто слушаю. Его голос, как наждачка по сердцу. Больно, очень больно. Каждое ласковое, родное слово отзывается болью во мне, но встать и уйти не могу. Почему-то зачем-то слушаю. Отрываю одну руку и кладу ее на входную дверь.

— Ариш, — волоски встают дыбом от того, как он по-своему произносит «ш» и «р». Нежно, чувственно, но при этом с легкой толикой жёсткости. Так, как умеет только он.

— Савелий, Саввочка, — слышу женский голос, который заглушает его. Он что-то говорил мне, но его перебили. — Ты чего сидишь на полу? Ключи забыл? Давай ко мне, подождёшь Армину.

— Спасибо за предложение, но не стоит.

Следующие минуты проходят в тишине, Савелий ничего не говорит. Не обращается ко мне, можно бы предположить, что он ушёл, но я слышу его дыхание. Прерывистое, но такое знакомое.

Слегка приподнявшись, я дотягиваюсь рукой до защелки и тяну ее, дверь щёлкает и открывается.

Мы видим друг друга. Одинаковые позы, взгляд глаза в глаза. Секунда, и Савелий встаёт, оказывается рядом. Я неуклюже поднимаюсь и отступаю. Вспоминаю его глаза, затуманенные кровавой поволокой.

«Я его убью» — слышу будто наяву его рык.

Он замечает мои движения и останавливается. Смотрит на меня, а я, как и много лет назад, как и всегда вижу в его глазах своё отражение. Он смотрит нежно с затаённой очень глубоко грустью.

Мне хочется подойти к нему и бить кулачками в его грудь, а ещё кричать, выть: «Зачем, зачем ты это с нами сделал?»

Но не делаю ни шага в его сторону, гашу в себе этот порыв, кусая себя за губы. А Савелий, наоборот, подходит быстро, я не успеваю среагировать. Он вжимает меня в себя, зарывается носом в волосы.

— Не бойся, я ничего не сделаю, — шепчет, успокаивает, ощущая, как я напряглась и пытаюсь выпутаться из таких плотных объятий. — Я ничего не сделаю, — повторяет как мантру, — дай мне немного подышать тобой, потом поговорим.

Первые мгновения я жду, думаю, что он нарушит свои обещания, но он действительно ничего не делает, просто обнимает, крепко, бережно. Становится тепло и уютно, я растворяюсь, обмякаю, сама отвечаю на объятия. А потом начинаю натуральным образом обнюхивать, вертеть головой в попытках увидеть, унюхать другой, не его аромат. Ничего не вижу, не ощущаю. Просто белоснежная рубашка без единого следа, аромат сугубо Савелия с лёгкими нотками сандала, всё, как он любит, все и всегда. Его аромат, ничего больше.

— Давай пройдём, — не разрывая объятий, одной рукой захлопывает дверь и заходит со мной в комнату.

Я сажусь в кресло, а он опускается у моих ног, обнимает их, кладёт голову на колени. Я провожу рукой по его лицу, опускаюсь к губам, он тут же целует мои пальцы, берет в руки мою руку. Нежно проводит по ней своими пальцами, перебирает, так приятно, так необычно. Теплота разливаемся по всему телу и опускается к животу. Он приподнимает голову и целует плоский живот, а я вздрагиваю.

«Почему он так сделал? — кричит мозг? — Он знает что-то? Он знает о ребёнке?»

Мне становится очень страшно, я смотрю на мужчину, всматриваюсь в его лицо, глаза. Они ничего не выражают, ноль эмоций. Сложно сказать, сделал ли он это специально или просто так. Но страх не отпускает. Я сижу словно на иголках, теплота ушла, на ее место пришёл страх.

— Ариш, — говорит мужчина, выделив буквы ш и р, тем самым перебив меня и осекшись. Я вижу, чувствую, как сжимаются его руки в кулаки.

— Ты хотел поговорить, напоминаю, — складываю руки на груди.

— Да, — он кивает. — Скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простила?

Я смотрю на него, сердце бьется так отчаянно, словно ещё немного, и выпрыгнет. Руки холодеют. Это приятно и больно. Вопрос хороший, и я понимаю, что ожидается мною. Но, что сказать, что мне ответить?

— Я не знаю, — говорю честно.

— Я сделаю всё, это не пустые слова, только скажи, я просто не понимаю, как это убрать, что сделать, помоги мне, маленькая. Я часами готов сидеть с тобой, охранять тебя, целовать руки. Ариш, мне не хватает тебя, мне без тебя плохо.

Я глотаю воздух, мне так больно от каждого его слова, и так приятно. Что-то эгоистичное просыпается во мне. Что-то шепчет мне, что я на первом месте, он сидит тут рядом со мной, а не с ней.

— Я не знаю. Мне больно и приятно от каждого твоего слова. Мне страшно. Ты говоришь, — я заломила руки, — и я думаю, что это правда. А потом думаю — а вдруг нет. Там ребёнок, твоя кровь, а что могу дать я?

— Жизнь, мое существование, — вторит он мне.

— Мне очень тяжело, Савва. Даже сейчас. Ты пришёл, обнял, а я смотрю на рубашку, вдыхаю аромат, сканирую, нет ли женских духов, помады. Это конец, между нами — пропасть. Нет того, что было ранее, нет доверия. А так я не хочу, честно. Делить, быть первой, потом второй. Это не для меня, не про меня. Дай мне развод, — говорю, и сама умираю, но понимаю — так будет лучше для него, для меня, для Алины, для их ребёнка и моего.

— Я не могу, — шепчет он и целует мою руку, а я не выдергиваю ее, обвожу по контуру его губы, они у него такие красивые, такие сочные, такие вкусные…

— Отпусти, — говорю опять, но это больше похоже на мольбу.