Давай начнём все с начала

— Что-то ещё? — пытается услужливо привлечь его внимание, но получает лишь холодный взгляд, который ее тут охлаждает, и она теряет всякий интерес, принявшись за бумаги, а возможно, лишь делает вид. Сейчас это меня волнует меньше всего.

Громов, сжимая мою руку, ведет меня к лестнице. Она прекрасна: старинная, винтовая, увитая резными узорами, обрамленная открытыми тетивами, со множеством чередующихся ступеней.

Савелий уверенно идёт впереди, кажется, ему знаком тут каждый уголок, я же иду за ним, рассматривая узоры, огромную хрустальную люстру, свисающую с потолка, а после лестницы — картины, которыми так богато украшены стены.

У третьей двери, мы останавливаемся. Савелий протягивает ключ-карту с ресепшн, дверь с лёгким щелчком открывается, комната, а точнее, комнаты озаряются светом.

Они выполнены, как и все здание, в стиле барокко, со старинной мебелью внутри. Смотрю, мне и нравится, и нет. Да, красиво, но скорее как в музее. Возникает шальная мысль: «А можно ли сидеть на экспонатах?»

Оборачиваюсь на Савву, он разулся, повесил своё и мое пальто, только хочу задать вопрос, как у него звонит телефон. Он отвечает, особо не вслушиваюсь, что-то, кажется, по работе.

Отхожу к окну, отодвигаю тяжёлую штору и любуюсь представшим перед моим взором пейзажем. Искусно разбитый парк с каскадами прудов и располагающими мужской и женской купелью, которые соединялись мостиком, который словно олицетворял мост любви. Все это обрамляли множество тропинок- аллей со скульптурами зверей и интерактивные зоны.

Ощущаю руки на талии, пугаюсь, хотя знаю, что кроме Саввы никого нет, но он так бесшумно подошел и неожиданно обнял.

— Я скучал, — говорит неожиданно и перекладывает руки на живот. Теплота тут же заполняет все тело. Поддаюсь порыву и отклоняюсь на крепкую грудь Саввы. Молчим, словно заворожённые моментом или слабостью. Нашей общей, когда каждый понимает, что это неправильно, но нарушить момент не поднимается рука. Я отчётливо осознаю, что буду скучать. По таким моментам точно, когда так тепло, уютно и больше ничего не надо, весь вечер бы так стояла в объятиях любимого мужчины…

Хочется задать один, только один-единственный вопрос: зачем, зачем он все разрушил, но не спрашиваю, молчу, давлю в себе эти вопросы и продолжаю стоять в родных и таких тёплых объятиях.

Легкое движение, и Савва наклоняет голову, тут же ощущаю поцелуй в плечо, такой лёгкий, можно сказать, невинный, но он болью отзывается во всем теле.

Выворачиваясь из его объятий, но Савелий быстро возвращает меня, смотрю с вызовом в его глаза и вижу своё отражение, на секунду теряюсь и тону, тону в его глазах и своём отражении.

Он тянется к моим губам, но я успеваю прикрыть губы, а точнее, выставить ладонь. Он целует ее и шепчет тихо, но так проникновенно, что меня прошибает искрой:

— Останови меня, скажи, что не хочешь, ничего не чувствуешь, — укладывает мою ладонь на грудь, где так отчётливо бьется его сердце.

Глава 59

Сердце стучит быстро, тук-тук, а мои ладони холодеют, я пугаюсь своих чувств, они такие горячие… неправильные… Кусаю губы ощущаю, солоноватый вкус крови, но продолжаю покусывать, это отрезвляет, помогает не поддаться дурману, бороться со своими чувствами и не смотреть, не смотреть на Савелия.

Но не удаётся, он опускает на меня глаза, и я ловлю себя на мысли, что, как и ранее, очень давно, скорее, в прошлой жизни… Так и не достаю ему до плеча, маленькая хрупкая пташка в его объятиях, он может спрятать меня подобно ребёнку у себя на груди, и япомещусь, а, впрочем, так и было ранее. В спальне не было подушек, я любила спать, обнимая его и укладывая голову на его грудь, он перебирал, играл с моими волосами, а я засыпала.

Наши взгляды пересекаются, и я, как и когда-то, вижу в его холодных бесовских матовых голубых, но таких любимых глазах, своё отражение.

В его взгляде, сочетается сразу всё: неподкупное обожание, страсть, секс, смесь жёсткости и порока. Серьёзности, мудрости и абсолютной безбашенности.

Глаза меняют оттенок от небесно-голубого до лазурного… а я тону, тону в них и, боясь сорваться, шёпчу:

— Савва…

Он словно понимает без слов, резко накрывает мои губысвоими, целует так нежно, так трепетно, мне кажется, он никогда так меня не целовал, но мозг кричит, бунтует о неправильности моего поступка.

Я бью его кулачками в грудь, он прекращает поцелуй, а я в эту секунду готова молить его о продолжение, но заставляю взять себя в руки, а Громов, словно змей-искуситель, смотрит на меня, не выпуская из объятий, и шепчет на ухо так проникновенно с большой болью, которую я открыто читаю в его глазах:

— Если можешь, оттолкни меня. Но смотря мне глаза, скажи, что все кончено.

Я замираю. Мы оба знаем, я не смогу этого сказать. Не сейчас…

Савелий смотрит на меня секунду, а потом целует, но не нежно, нет, нежность ушла, исчезла на второй план. Его поцелуй страстный, горячий, со вкусом крови…