Давай начнем все сначала

Взял на всякий случай полторы недели и поехал домой. Быстро рассказал Даше, складывая вещи в чемодан, что отец все же позвонил. И в тот же день уехал. Аллубьевск был далеко от Солодовска. На поезде добираться два дня, и быстрее способа не было.

Приехал на вокзал, вызвал такси и прибыл сразу в больницу. Когда увидел отца и подошел к его кровати, не смог сдержать протяжного стона. Он очень плохо выглядел, и было видно, что папа серьезно болен. Я понимал, почему он позвонил.

— Костя, спасибо, что приехал. Прости меня, сын. Я был не прав по отношению к тебе. Пришло и мое время сказать об этом.

Его голос был слаб, но я почувствовал фальшь. Встретился с ним взглядами. В его глазах плавала боль и равнодушие. Но это не то, что я ожидал увидеть. И тогда я понял, папе все равно. Он понимает, что умирает, и поэтому меня вызвал. Я могу сейчас задавать вопросы, но буду биться в глухую стену. И я не стал, потому что не видел смысла.

И только сейчас понял, что он лично попросил прощения, а не через письмо, как мама. Но я ничего не почувствовал, кроме тупой боли в сердце. Папа давно вычеркнул меня из жизни и даже не раскаивался, хотя мама говорила об обратном. Может, пусть он бы тоже написал письмо, чем так, как сейчас?

Но теперь точно знал одно. Если бы здесь лежала мама, я не смог бы перенести ее равнодушный взгляд и фальшивый голос без эмоций. Она тоже болела, но даже тогда не говорила со мной так, как отец. От этих мыслей я ощутил жуткую боль, сердце болезненно сжалось, и на миг показалось, что ноги подкашиваются. Я твердо ответил:

— Тебе не за что просить прощения. Спасибо, что помог тогда маме.

— Надя тебя любила. Мы не смогли. Костя, я скоро умру, знаю это, хотя врачи пытаются вылечить. Выполни нашу последнюю волю. Нам с Машей так хотелось сделать памятник по этому макету.

Он вытащил из тумбочки лист бумаги, сложенный пополам, и фотографию, протянул мне. Я, не глядя, положил в барсетку.

— Обещаю, что сделаю.

— Спасибо тебе, сын.

С тяжелым недоумением смотрел на отца и не понимал, почему нельзя было позвонить раньше? Мама же все рассказала, и я знал о его нелюбви ко мне. И несмотря на это, обеспечил бы уход и позаботился о нем. Постарался вылечить. Никогда не держал на него обиду.

— Папа, почему не позвонил раньше? Сколько ты здесь уже лежишь? Давай поговорю с лечащим врачом и узнаю, что нужно? Что у тебя за болезнь? Ее можно вылечить?

В глазах отца на миг промелькнула теплота, но тут же исчезла. Бесцветным голосом, он снова прохрипел и закрыл глаза:

— Не надо беспокоиться, Костя, больше не приходи ко мне, это ни к чему. Мое время пришло, и я рад этому. Похорони рядом с Машей и дочкой. Это все, что надо. Иди, сын. Я устал.

Отец перестал обращать на меня внимание, а я ушел из палаты. Изо всех сил пытался оправдывать его слова и поведение болезненным состоянием, но было мучительно сознавать, что он даже не поинтересовался моей жизнью. На сердце опустилась тяжелая плита и будто накрыла меня тьмой боли. Я ждал чего-то другого, когда ехал к нему? В глубине души, да. Но реальность оказалась жестче. К ни го ед. нет

Но я решил так просто не оставлять эту ситуацию. Нашел лечащего врача отца и все узнал. Заболевание у него было серьезное, и шансов оставалось мало, но они сделают все, что могут. Поступил к ним недавно и очень запустил болезнь. Я забронировал отель на несколько дней. Каждое утро звонил в справочное и узнавал его состояние. И хотел бы еще что-то сделать для него, но понимал, что это не в моих силах. Через три дня мне сказали, что отец умер.

Я очнулся от воспоминаний и почувствовал, как слезы катятся по щекам. Перевел взгляд на изображение мамы. Она тоже улыбалась и как будто смотрела на отца. Это была их любимая фотография.

Подошел к памятнику и погладил изображение. Прошептал слова любви и тихо сказал:

— Я прощаю тебя, мама. Надеюсь, что ты меня слышишь.

Я закрыл глаза, чтобы снова окунуться сердцем в те далекие, горестные, но сейчас подернутые легкой дымкой воспоминания. Даже не представлял, что мне будет так тяжело, когда родилась родная дочка София. Тогда казалось, что я корабль, попавший в сильный шторм.

Вся моя любовь принадлежала родной дочери, и я, проклиная себя, не мог ничего с собой сделать. Жестко напоминал себе, что делаю то же самое, нанося в будущем травму Веронике, и хочу ли я причинять дочке такую же боль? Увещевал, что это неправильно, и старался уделять одинаковое внимание, но сердце рвалось к Софе и оставалось непоколебимым, несмотря на усилия Даши. Оно любило родную дочь, и только с теплотой относилось к Веронике.

И тогда мы приняли единственное верное решение, раз сам не могу справиться. Два месяца я ходил к психологу, чтобы решить эту проблему. Мне стало значительно легче, и в нашей семье наступила гармония. Искренняя любовь к Веронике пришла позже, и теперь мое сердце трепетало от любви к ней так же сильно, как и для Софы.