Давай не отпускать друг друга (СИ)

— Значит, травм не было, простудных заболеваний в последней месяц тоже, хронические заболевания отрицаем.

— Не отрицаем, а не знаем, — хмыкнула Рита. К ней понемногу возвращалась уверенность.

— Если бы были — знали бы, — ответно хмыкнул доктор Золотов. — А стресс?

— Вся наша жизнь — один сплошной стресс, — пробормотала Рита. А что, если и в самом деле из-за Ромы? А, может, она вчера и правда ударилась плечом — в один из тех моментов, о которых ничего не помнила? Нет, синяк должен быть тогда…

— А стресс, более сильный, чем обычный? — он, кажется, заметил, ее внутренний диалог.

— Был, — коротко и неохотно ответила Рита. — Буквально вчера.

— Ну что же, — он кивнул. — Тогда раздевайтесь.

— К-к-к-ак? — от неожиданности Ритка стала заикаться. Она как-то упустила из виду, что на приеме у врачей принято раздеваться. Вот же черт…

— До белья, — сухо и коротко ответил доктор Золотов. И принялся писать что-то в ее карту.

Ну что, Маргарита Николаевна, или раздевайся, или вставай и уходи. Третьего не дано.

Рита выбрала первое. Потому что плечо по-прежнему ныло. И торопливо принялась расстегивать замок на кофте и стаскивать штаны, внутренне радуясь тому, что он не смотрит.

— Ложитесь, — он повернулся ровно в тот момент, когда Рита осталась стоять в трусах и лифчике. Ярко-розового карамельного цвета, слава боже, что и то, и другое непрозрачное, ближе к спортивному. Рита, не удержав вздоха, полезла на высокую кушетку с дыркой для головы, прикрытую одноразовой простынею. И обреченно уставилась в потолок. Сняв одежду, Рита с ней растеряла и всю свою только что обретенную уверенность.

Он подошел со стороны головы, аккуратно повертел ее в разные стороны, потом зашел с другой стороны, взял за щиколотки и легонько потянул на себя. Снова вернулся с другой стороны кушетки, потрогал плечи. Ритка почла за лучшее закрыть глаза, черт с ним, с потолком, ничего интересного там все равно нет.

— Скажите, а операций у вас не было?

— Что? — Ритка от неожиданности вопроса снова раскрыла глаза. — Нет, я ничем не болела серьезным, чтобы меня оперировали.

— Я спрашиваю, потому что у вас есть легкая асимметрия в нижней части. Такое бывает, в том числе, если есть послеоперационные шрамы. Они тянут. А для того, чтобы оперироваться, необязательно болеть. У женщин, например, может быть шрам после кесарева сечения.

Ритка приподняла голову. А, да, трусы высокие, прикрывают живот почти до пупка.

— Нет-нет, голову не поднимайте, — скомандовал доктор Золотов.

— У меня не было кесарева, — Рита послушно вернула голову на место. — Ой, я вспомнила! — снова подняла голову — и снова ее положила на место под его взглядом. — Мне в детстве паховую грыжу вырезали.

— Паховую? — в голосе доктора прозвучало удивление.

— Паховую, — подтвердила Рита. — А что в этом такого?

— На десять случаев паховой грыжи у детей девять случаев — это мальчики.

Теперь пришел Риткин черед удивляться. Она была слишком маленькая тогда — шесть лет, чтобы такие нюансы отложились у нее в голове — если о них вообще Рите сообщали.

— Значит, я та самая десятая девочка.

— Выходит, так, — согласился он. — Шрам в паху или сполз ниже?

— Сполз… ниже, — тихо ответила Рита, отчаянно чувствуя, что краснеет. А вдруг надо будет показать?

— Понятно. Ну что же, давайте работать, — он растер руки. А потом вдруг задумчиво добавил: — Странно, что я его вчера не заметил…

Ей показалась, что она вспыхнула вся — не только лицо, все тело будто загорелось. Он узнал. Все-таки узнал! А она поняла это в тот момент, когда лежит перед ним, беспомощная, почти обнаженная и сбегать… сбегать уже поздно. Рите показалась, что в глазах сейчас закипят горячие слезы унижения, обиды, злости. И она сильнее зажмурила глаза, чтобы удержать их.

— Простите… — раздалось тихое. — Я не должен был… этого говорить… Давайте начинать. — Под Ритин затылок скользнули пальцы. И негромкий голос спокойно и даже умиротворяюще произнес: — Расслабьте шею, положите голову мне на руки. Не бойтесь.

Поздно бояться, доктор. Я уже облажалась.

Но спустя некоторое — непродолжительное! — время трагизм сложившейся ситуации ушел на второй, если не на третий план. А на первый выступило… наслаждение. Рита перестала думать о том положении, в котором оказалась. О своем, ставшем теперь не тайным, позоре. О ноющем плече она тоже забыла. Все унесли необыкновенные прикосновения теплых пальцев. Неспешные, мягкие и такие…. волшебные. И поддавшись этой магии, Рита поплыла. И уплыла. Куда-то далеко от этой реальности, от своих проблем, от боли.

Но Риту вернули на грешную землю. Сначала вернули голову на кушетку. А потом доктор Золотов взялся за плечо — и тут стало не до наслаждения.

— Больно? — спросил он в ответ на Риткин шумный выдох.

— Да, — пришлось сознаться ей. Хотя, какого черта. Она ведь пришла к нему, чтобы быть больно перестало!

— А так? — с инквизиторской методичностью он куда-то надавил, и Ритка пискнула. И вспомнила веселого доктора Лепешева. Такими темпами она скоро начнет и стонать, и кричать.

— Понял. А тут?