Давай никому не скажем

Артур вспомнил тот день, когда он приехал к родителям. Не потому, что туда рвалась его душа, а потому, что мама пригласила. Годовщина предков — это традиция, такое пропускать нельзя. Даже, если не хочется, все равно надо. Это как семейная обязанность. Ежегодный ритуал.

Вот и тогда это была дань традиции. Он планировал провести в доме пару часов, а потом смыться под каким-то, надуманным предлогом. И совсем не планировал встретить там свою пропажу.

Первая эмоция — радость. Детская, даже немного наивная.

Нашлась. Наконец-то.

Потом осознание: она — жена Глеба.

Нет, он, конечно, знал, что Глеб женился месяц назад. Кажется, мать говорила об этом. И Артур представил себе какую-то ханжу на месте супруги брата. И уж никак не ожидал увидеть в этой роли свою пугливую зайку. Мысленно, сидя за столом, он прикинул сроки, и понял, что она изменила Глебу прямо накануне свадьбы.

Это многое объясняло. Ее пугливость, застенчивость, побег…

Значит, она сбегала не от него, а от чувства вины? Смешная.

Она забавная, эта малышка. Именно такая, какой он ее запомнил. Живая, настоящая. Сладкая.

Стоило вспомнить вкус ее губ, как рот вмиг наполнился слюной. Рука сама потянулась и легла на бархатную кожу.

Награда за смелость — ее смущение и испуганный взгляд.

А она подорвалась, как ужаленная, в погреб собралась. Забавная. Зайка испуганная. Думает, что снова сбежит? Не выйдет. Пока не объяснится, не выйдет.

Артур придумал какую-то глупость и поперся за женщиной. И его почти не смутило, что в это мгновение он сам себе напоминает маньяка, не способного держать себя в руках. Пусть извинится, и он отстанет. Его уязвленное самолюбие требовало извинений. А ей это не составит труда — вон какая ловкая дамочка оказалась.

Спустился в погреб, прижал ее к стенке и… мозг уплыл.

Снова этот запах, от которого внутри все вибрирует. Бархатная кожа, хриплый стон.

Да что же это такое? Он совсем не планировала набрасываться на женщину.

Сорвался, а потом сам опешил от своей реакции.

Если бы она снова не сбежала, то не отпустил бы так быстро.

После этой встречи он ходил, как чумной. Пытался логикой объяснить себе свое поведение и не мог. Внутри между собой воевали демоны. Один кричал: «Моя!», второй отвечал: «Она — жена брата!»

Трудный выбор, который нужно сделать. Успокоиться, подумать и отпустить.

И Артур решил, что обязательно извинится, успокоит ее и отпустит. С этими мыслями он и пришел к ней в квартиру в тот день, когда она осталась работать дома. Зашел, чтобы спокойно поговорить. А потом увидел ее голодный взгляд и… слетел с катушек.

Будто помешательство какое-то. Необузданное чувство, неудержимое. Мозг поплыл почти мгновенно. И, чтобы она не делала, Артур сдержать себя уже не мог.

«Поговорили, блть», — подумал он зло про себя.

«Отпустил, с*ка», — еще одна убийственная мысль.

Заглянул в ее помутневшие глаза и поплыл. Как пацан какой-то малолетний.

— Никогда больше так не делай, — прозвучало убийственно холодно. Будто он сам не знает, что поступать так может только полоумный болван?

Но ее трезвое замечание отчего-то разозлило. Она права. И он это знал.

Чертовски права, мать ее.

Вышел из комнаты, через злополучный балкон. Как добрался до дивана, даже не помнил. Завалился на спину, горько обзывая себя придурком.

Вот так влип, не отмоешься! И брата подставил, и сам чуть башкой не тронулся.

Что в ней такого особенного? Вот бы кто объяснил ему.

От чего его так клинит, стоит ей вильнуть задницей? И смотрит так жадно, с такой мольбой во взгляде. Как тут удержаться?

Артур тогда не спал всю ночь. Он крутился с боку на бок, прислушиваясь к каждому шороху и надеясь услышать, как его соседка вернется в квартиру. Чего именно он ждал от нее, мужчина, даже под дулом пистолета, не смог бы объяснить. Но только под утро он смог забыться тревожным сном.

Мужчина прошелся по квартире, глядя в огромные окна, и почти не замечая красот городского пейзажа. Он вытащил мобильный, набрал ее номер. Но трубку никто не брал. Сжал в руке телефон, сильно, до противного хруста. Снова перевел взгляд на испорченное платье.

Первый порыв — выбросить улику. Схватил его и понес к мусорному ведру. А потом, также, резко, повернулся к вешалке, где аккуратным строем висели его костюмы, и аккуратно повесил платье на плечики.

С горькой усмешкой вспомнил, как после того, что произошло в ее квартире, он сам себя убедил в том, что Глеба она не любит. Просто не может любить и в то же время так стонать в руках другого мужчины. Зачем она вышла за его брата? Кто знает? Да это и не имеет значения, если не по любви.

Отчего его так бесила мысль, что она может любить другого — этого он и сам объяснить не мог. Иногда все же ревность нашептывала ему такое обыденное объяснение причин замужества Киры. Но он тут же отбрасывал в сторону догадку, не в состоянии принять ее.

Качели — вот что происходило с его чувствами каждый раз, когда она появлялась в пределах видимости. Таких ярких эмоций ему не приходилось раньше испытывать. Даже в школе, когда он влюбился впервые, все было иначе.