Давай ограбим банк

– Вообще-то я надеялся на более существенное спасибо, – картинно растягивает он слова. Капельница рядом с ним преграждает мне путь к Бонни. Я роюсь в карманах и достаю несколько смятых бумажек. Евро пятнадцать, наверное. Мальчишка, видимо, доволен добычей, потому что капельница отъезжает и я могу пройти к Бонни.

Ее лицо неестественного, желтоватого цвета. Она спит. Ресницы периодически подрагивают.

– Ты ей кто? – важно спрашивает парень.

– Я ей брат, – в тон ему отвечаю я.

– Это хорошо, что брат, – задумчиво отвечает он.

– Что, жениться собрался?

– Это вряд ли, – спокойно отвечает он. – У нее с собой сумка была. Она о ней все время говорила. Просила брату передать.

Я оглядываюсь на парня, стоящего теперь позади меня. Замечаю за стеклом какое-то движение. Сейчас меня увидит кто-нибудь из врачей и вышвырнет к чертовой матери. Под предлогом того, что здесь должно быть стерильно.

– А где сумка? – спрашиваю я. Мальчишка выглядит плохо. Получше Бонни, но сейчас видно, что он с трудом может ходить. Лицо такого же нездорового цвета. Несмотря на то, что он чуть полноват и должен выглядеть крепким, кажется, что если его пальцем толкнуть, он упадет.

– У врачей, наверное.

– Тебя как зовут? – спрашиваю я, замечая, как женщина лет сорока в форме врача подходит к стеклу и начинает гневно стучать по нему.

– Ифти, – отвечает он и протягивает руку.

– Микки, – осторожно пожимаю желтовато-коричневую ладонь. – Зачем тебе здесь деньги?

– Деньги везде нужны. Я с санитаром договорился. Он за десять евро согласен мне из «Макдональдса» еды принести.

– Не боишься, что тебе от бургеров хуже станет?

– Хуже не станет, недели через две меня вообще не станет, – вполне спокойно отвечает он.

– Пооптимистичнее, парень, – говорю я и невольно кошусь на Бонни.

– Если операцию не сделают, мне… – Он красноречиво проводит ребром ладони по шее. – А мне не сделают.

– С чего ты взял?

– У меня лишний вес, я азиат и недостаточно маленький и хорошенький для того, чтобы мне перечислили деньги на лечение, – с такой холодной рассудительностью могут говорить только дети.

– То есть за еду ты готов умереть? Не слишком дорого? – спрашиваю я.

– За хороший бургер жизни не жалко, – ухмыляется он.

Роюсь в карманах и нахожу еще одну бумажку.

– Следи за моей сестрой, понял? – говорю я. – Я могу на тебя рассчитывать?

Ифти кивает и кладет деньги под матрас. Он смотрит на кровать как на Голгофу, но все-таки залезает на нее.

– Молодой человек, немедленно покиньте палату, – раздается усиленный микрофоном голос женщины за стеклом. Она с тревогой наблюдает за мной и продолжает повторять эту фразу. Женщина стоит слишком близко к микрофону. Я могу слышать ее дыхание.

Поднимаюсь, касаюсь руки Бонни и иду на выход.

– Вы вообще понимаете, где находитесь? – шипит мне женщина-врач. Я ее не слушаю. Тут в коридоре замечаю парня из числа бывших друзей Бонни. На стуле для посетителей лежит его мотоциклетный шлем. Его руки в кожаных перчатках без пальцев сжимают стаканчик с кофе. Понимаете, да? Стаканчик с кофе!

– Пройдемте с нами, – говорит подошедший охранник и уже берет меня за локоть.

– Там моя сестра. Отведите меня к ее врачу, не тратьте время, – как можно быстрее говорю я.

– Родители приедут, разберутся, – бормочет тот, что постарше. Его одутловатое лицо и нависший над ремнем живот явно говорят о близости пенсии.

– У нее есть только я.

Воцарившаяся тишина напоминает минуту молчания. Я инстинктивно пытаюсь выдернуть руку из лап второго охранника.

В кабинете главного врача никого нет. Сажусь на стул и обхватываю голову руками. Так обычно делают, когда пытаются собрать расползшиеся мысли обратно в голову. Не получается. Мыслей нет. Только работающий на полную катушку кондиционер навевает ассоциации с моргом.

– Добрый день, молодой человек, – говорит вошедший в кабинет мужчина лет пятидесяти. Седой, толстый, какой-то обрюзгший.

– Может, расскажете, что случилось с моей сестрой? – не выдерживаю я.

Он начинает сыпать медицинскими терминами, которые я не то что понять, даже загуглить не смогу. Из всего более или менее понятные словосочетания: «критическое состояние», «требуется вмешательство».

– То есть ей нужна операция, да?

Вибек кивает. Воцаряется тишина.

– Молодой человек. Она попала в хорошую клинику, и здесь есть все необходимое для операции. Я узнал вашу ситуацию, и мог бы сделать все возможные скидки, но я не уверен… Не уверен, что это имеет смысл. Слишком сложная операция. Ваша страховка ее не покроет.

– Стоп. Государство очень мило отобрало у меня сестру, сказав, что я не в состоянии о ней заботиться. По большому счету детский дом должен заплатить за операцию или кто там?.. – начинаю я приходить в себя.

– Вы не правы. Девушка сбежала из интерната. Об этом успели уведомить полицию, поэтому как раз интернат никакой ответственности за нее не нес. Тем не менее Бонни можно поставить в очередь на операцию. Здесь вы правы.

– Очередь?

– Да, – это слово он произнес как приговор. – Поэтому я и не понимаю, что сейчас делать.