Давай отпразднуем развод

Чемп уже собрался. Оделся, зашнуровал рабочие ботинки и вышел наружу. Он пересек свой участок и спустился по скользким утесам и скалам с поломанными деревьями к затопленному участку Напига и дальше к Мэйн-стрит. Три с половиной мили. До центра разрушенной деревни.

Домики завалены машинами и рыбацкими лодками. Телефонные кабели оборваны, крыши снесло. Столбы, затопленные шкафы и части кроватей повалены на улице. Вода текла отовсюду, отчего по улицам было трудно ходить – непонятно, откуда начинался поток. Если бы жители Монтока знали, они бы смогли его остановить.

Чемп закатал штанину и добрел до Мейнор[5], где люди организовали убежище и пытались утешить друг друга. Вместе с другими мужчинами он принялся разгребать завалы, двигать машины, выносить намокшие деревянные рамы, сушить одеяла и убирать груды разбитого стекла.

Как это можно объяснить? Чемп не понимал возникших у него чувств, так как раньше ничего подобного не испытывал. Появилась какая-то новая преданность или скорее обязательства перед собственным домом, перед страдающим городом, перед окружающим.

Может, поэтому после работы он пошел не домой, а к порту, где разговаривал с рыбаками, у которых ничего не осталось, сидел с ними на контейнерах и просто слушал, рассматривал свои порезанные руки и наблюдал за тем, как поднимается белая, свирепая и удивительно уверенная в себе луна.

Чемп изучал звезды на севере и востоке, пытаясь определить местоположение дома. Сначала Монток-пойнт, затем утес и скалы, а потом и дом. Его дом. Хантингтон-Холл. Высокий, независимый.

Найти дорогу домой в темноте оказалось не так-то просто. Поэтому Чемп пошел по побежденной береговой линии и наконец добрался до деревянных ступенек в скалах, ведших к дому, где почти все осталось нетронутым. Где Анна ждала его с приготовленными сэндвичами с помидорами, где на полу в гостиной были разложены темные одеяла и расставлены свечи.

Анна стояла у входной двери. На ней был длинный фиолетовый свитер, а волосы Анна собрала в пучок. Она приблизилась к мужу, он положил голову ей на плечо и вдохнул ее запах.

– Что с городом? – спросила Анна, все еще держа руку на груди Чемпа. – Я пыталась разузнать что-то по радио, но оно не ловит. Уцелел?

Чемп не ответил, лишь странно взглянул на жену. Все было проще простого: он ее увидел. Впервые за год он не захотел оказаться в другом месте. И тут же у него в голове завертелись вопросы. Почему его изменил только страх? Почему только хаос заставил понять, что делать? Чемп хотел задать эти вопросы Анне, но не был уверен в правильности ее ответов, боялся, что передумает и откажется от своей затеи. Ему хотелось оставаться уверенным.

Еще тридцать часов назад он лежал на полу у кровати, а теперь они уже расположились там вдвоем, лицом друг к другу. И таким странным образом, как принимаются все важные решения, которые, в конечном счете, меняют жизнь, Чемп решил, что они навсегда останутся в Монтоке. Больше никакого Нью-Йорка.

Теперь их дом – Монток.

Чемп повернулся и посмотрел на медленно восстанавливающийся мир за окном. На освещенное закатом небо, на лужайку около дома. Он знал правду. По крайней мере, что-то важное. Дом их спас.

Большой красивый коттедж, который остался таким же, несмотря на разрушения вокруг. Строгие перила, деревянные потолки и прочные балки устояли. Дом его спас, и Чемп никогда этого не забудет. Он собирался начать здесь жизнь заново, во имя любви и чести и того, что чувствовал, хотя и не мог подобрать для этого правильное слово: опустошение.

Наконец Чемп почувствовал опустошение.

Он посмотрел Анне прямо в глаза.

– Все изменится, – произнес он.

Она кивнула.

– Я остаюсь, – сказал Чемп, несмотря на то что до его ухода они говорили о расставании.

– Почему? – спросила Анна.

– Мне так хочется, – ответил Чемп.

Анна умолкла.

– Ты меня разочаруешь, – произнесла она.

– Возможно.

Он хотел пошутить, но не получилось. Чемп сделал еще одну попытку.

– Думаю, все наладится, – сказал он.

– Когда? – спросила Анна. – И долго так будет?

Вместо ответа, без всякого страха, он крепко прижал ее к себе.

– Этот дом, – сказал он, – станет свидетелем любви. Он станет свидетелем всего.

Часть 1 Только сожаления Бруклин, штат Нью-Йорк, 69 лет спустя

Мэгги

Мэгги кажется: правильно говорят, что есть темы, которые лучше никогда не обсуждать, например деньги. Сейчас уже Мэгги это понимает так же, как обычно осознает свои ошибки.

Никто не хочет говорить о деньгах – неважно, мало их или много, – каждый чувствует себя немного виноватым за выпавшую ему долю, особенно переданную по наследству, как ярко-рыжие волосы, или широкие бедра, или ужасная полуночная болезнь, заставляющая людей часами размышлять о любви, деньгах или о том, смысл чего они никогда не разгадают. В этом-то все и дело.