Мы разговорились с отцом детей, которым я подарил перочинный нож и футболку. Алексей – ополченец, он перевел через границу свою семью, чтобы оставить их в безопасности, а самому вернуться обратно.
В прошлом Алексей шахтер, уже успел принять участие в боевых действиях. Он до этого оставлял жену и детей в Краснодарском крае, а сам возвращался на Донбасс. Кстати, когда Алексей забирал семью из Краснодарского края и вез домой, то на границе украинские пограничники забрали у детей подарок отца – новую приставку, которую они везли с собой.
Мы с Алексеем каждый день много беседуем. Как-то он рассказывает мне:
– Отвез своих на Кубань, а сам поехал обратно. Приехал домой, выпил бутылку водки, а утром, собрав продукты, пошел к ополчению на блокпост.
Пока жена и дети Алексея находятся в лагере, он ходит в город и пробует там подработать грузчиком. От предложений финансовой помощи всегда категорически отказывается.
В наш палаточный лагерь периодически приезжает священник – настоятель близлежащего храма, иерей Олег Васильченко. В таких полевых условиях он совершает богослужения. Часто возле полевого храма можно заметить небольшую, но все же очередь – люди пришли на исповедь.
Как-то Алексей сказал, что у него о чем-то болит душа, – он не уточняет, но потом добавляет, что хотел бы поговорить со священником. После исповеди Алексей находит меня и говорит, что они едут обратно домой. Он так решил. Мы прощаемся.
Прошло больше года, мы созвонились с Алексеем по скайпу. В тот день, летом четырнадцатого года, он с семьей вернулся домой. Долго сидеть дома Алексей не смог и вернулся в свое подразделение, в котором принимал участие в боях в районе города Дебальцево.
Во время одного из видеозвонков, в самом конце нашего разговора, Алексей рассказывает мне, что иногда не может уснуть. Понимаю, что говорить про это ему очень тяжело, разговор идет примерно так:
– Вот, мешает спать иногда…приходит…стоит как будто и кровать шевелит, представь?
Я догадываюсь, кто стоит возле кровати и почему. Позже я убеждаюсь в том, что мои предположения были верными. Алексей продолжает:
– Когда мы зашли в Дебальцево, там уже всех
Наша жизнь в палаточном городке идет своим размеренным темпом. Каждый день мы сопровождаем автобусы с беженцами на близлежащую железнодорожную станцию, откуда они разъезжаются по разным регионам. Кончено, здесь спокойнее, чем было в матвеево-курганском лагере, и количество прибывающих людей стало медленно идти на убыль.
Мы, как и положено, два раза в сутки подаем свои цифры по количеству случаев оказания психологической помощи: звоним в свое подразделение, а потом в Москву. И так каждый раз. В нашем подразделении цифры собирают и отправляют в Москву. Конечно, сейчас мы с Юлей работаем и не придаем этим цифрам особого значения – в начале дня подаем нули, вечером ставим себе какие-то галочки. Здесь получается что-то одно: или работать с людьми, или заниматься математикой и подсчетом всех этих цифр.
Иногда наши начальники пытаются нас учить, что психологи не должны участвовать в организации отправок людей и вообще не должны делать ту работу, которая не относится напрямую к работе психолога. Но мы поступаем по-своему. Мы исходим из того, что работаем в составе одного звена – палаточного пункта, и заявить местному руководству, что мы вообще-то закончили психологический факультет университета и не будем делать то, что не связано с наукой психологией, – это как минимум странно.
Мы делаем по-своему: мы помогаем людям. Если необходимо помочь человеку в улучшении качества его жизни, как-то поучаствовать в организации его отправки в стационарный пункт временного размещения, где он будет жить не в пыльной палатке под палящим солнцем, то, пусть это не психология, а какая-нибудь логистика, мы будем это делать.