Давай поедем к нашим мёртвым (сборник)

Ренат Игоревич, не в силах вытерпеть бездействия, скомкал куртку и сумку, собрался уже идти, потом оставил куртку и сумку, посчитав, что проку от них там никакого, и все-таки ушел наверх. На третьем этаже толпилась молодежь, но все в основном стояли праздно и обменивались мнениями: достанут или нет. Что достанут, в принципе, никто не сомневался, журналисты все-таки, так что скоро стали спорить, покусает она Билинкиса или нет.

Сошлись на том, что, разумеется, покусает, но расходиться не спешили.

Ренат Игоревич танком растолкал молодняк и успел схватить Юру за ногу, когда тот уж было утек в провал. Спасение дворняжки, оказавшейся по объяснениям словоохотливых ребят помесью немецкой овчарки и бассета-хаунда (и какая кинологическая прыть у газетчиков!), заключалось в ауканье «иди сюда!» и размахивании руками в пустоте стенки с надеждой, что собака вдруг неимоверным усилием всех своих возможностей совершит кульбит и подпрыгнет к Билинкису прямо на руки.

Но она не подпрыгивала.

И когда Ренат Игоревич, уравновесив Юру на краю, сам заглянул внутрь, он увидел только две спокойно светящихся в темноте точки. Точки изредка мигали, но положения своего не меняли.

– Это она, зараза, смотрит, значит. – Юра уже вылез из провала и зло отряхивался от штукатурки. – Говорил им, поставьте знак. Что тут опасная зона. И что?

– А ты думаешь, она бы прочла и пошла мимо? – Ренат Игоревич от души захохотал и следом за ним захохотал ближний круг толпившихся.

– Никто б не пошел! А вы чего тут? Лекции отменили? Семинары вам отменили? А? Ну-ка марш все отсюда!

Ренат просмеялся и смотрел уже серьезно.

– Ренат, ее же все равно надо достать. Если мы ее не достанем, она там умрет и сгниет. И что же это будет? – Вид у растерянного Юры был трогательный и беспомощный. Ренату стало его жаль и захотелось хоть как-то поддержать.

– Ну, не очень.

– Что не очень?

– Сгниет.

– Да ну тебя! – Юра от нервов даже топнул ногой, потом обхватил голову руками и сел на расшатанную банкетку. Та покачнулась, и он с негодованием встал с нее обратно. – Везде засада!..

Встали у сквозного пролета и какое-то время молча смотрели вниз – на броуновское движение студентов, то входящих, то выходящих из здания по старинной мраморной лестнице. Некоторые изредка вскидывали головы, словно пытаясь что-то рассмотреть в далеком куполе из прочного, замутневшего от времени стекла. Но ничего так и не рассмотрев, продолжали привычно кивать себе под ноги. Ритуал этот длился почти беспрерывно и не напрягал.

– А ты чего сегодня-то? Ты ж вроде на работе обычно… – Юра достал из кармана пиджака платок и обтер вспотевшее от трудов бровастое лицо.

– Да… Анька моя это – ушла она.

– Их ты! Ай-ай-ай! Во девка дает! И чего же ей теперь?

– А бес ее знает, чего теперь. Уж явно я за ней не поеду. А ты, что, радуешься что ли, я не пойму?

– Так как она тебя, а? Старого козла-то, а? – Юра от внезапной удали даже хлопнул друга по плечу.

– Да именно – «козлато»…

– Ну и…

Снизу послышались какие-то крики: несли складную лестницу.

– …несут, – Юра констатировал факт неопределенным движением руки.

Несчастная дворняжка протяжно завыла в своем кирпичном плену, и эхо этого воя раз десять отразилось от высоких стен и от векового потолка.

Уже на улице, выпив кафедральную водку и закусив ее какими-то подарочными конфетами-ассорти, Ренат Игоревич почувствовал облегчение. Он потянулся вправо и влево, даже снял с себя куртку и, перебросив ее через руку, пошел в сторону Охотного ряда и дальше – к Кузнецкому. Вокруг было непривычно людно: шли кучками и по одному – и как будто были слегка растеряны. Молодой человек с особенно «убитым» лицом, вывернув один наушник из уха, обратился к Ренату Игоревичу, подстраиваясь под ритм его ходьбы:

– Простите, а где здесь еще метро есть?

– В смысле, как «еще метро»? – не понял Ренат Игоревич и собрался было остановиться.

– Ну, где бы можно было попасть на станцию. На Библиотеке, на Охотном, на Площади Революции – палец не воткнешь, такие толпы. Говорят, какая-то авария, – он тоже притормозил, – да вы оглянитесь вокруг. Никто ехать не может.

Ренат Игоревич огляделся и исполнился странной бодрости духа: сотни человек шли, выгнанные из своего привычного подземного города, – изредка сталкиваясь друг с другом, извиняясь и вступая в короткие разговоры. Кто-то, правда, уже разговаривал серьезно и даже смеялся. Течения этой большой людской реки смешивались и рассеивались прочь от центра, обтекая дома и скверы.

Ренат Игоревич вздохнул, посмотрел на небо и, не обнаружив там ответа, сказал молодому человеку, который по-прежнему шел рядом с ним молча:

– Мне все равно до Китай-города. Если хотите, мы можем пойти вместе.

Молодой человек вывернул второй наушник и заправил оба в нагрудный карман. Он был согласен.

Дворник

Дворник дядя Саша рывком преодолел последний нечищеный участок двора и замер, прислушиваясь к подступающему с Ленинградки утру.

На уровне четвертого этажа растворилась балконная дверца и из образовавшейся щели повалил пар заспанного жилья.