Вынув из экипировки сумку с предохранителями и диэлектрические перчатки, она принялась за дело, но перчатка во время надевания предательски выскользнула из рук и упала под сиденье. Держась из последних сил, чтобы не разрыдаться, Елена наклонилась, подняла перчатку и, поднимаясь, ударилась головой о поручень на пульте управления. В глазах медленно поплыли находящиеся рядом предметы, и она не увидела, что перчатка порвалась в области ладони о крепёжный болт кресла. Надев её, Елена на автопилоте взяла в руки новый предохранитель и открыла щиток. А вагон в это время незаметно для её глаз поднял пантограф, и сигнализация
Крик водителя заставил вздрогнуть всех находящихся в салоне. Директор Павел Павлович ринулся к кабине, но не успел поймать Елену, которая, попятившись назад, споткнулась о порожек и упала возле первой входной двери. Красный ручей из рассечённого виска щедро окропил ступеньки. Суета и крики заполнили весь салон, а бортовой компьютер в этот момент перезагрузился, а затем выполнил команду по устранению неисправности.
Глава вторая
Вторая чрезвычайная ситуация в вагоне получила ещё больший резонанс, чем первая. Елену Андреевну с закрытой черепно-мозговой травмой, а также травмами от поражения электрическим током увезли в больницу. А мэра города и директора трамвайного предприятия оккупировали журналисты, но сообщить им что-то внятное ни тот, ни другой так и не смогли. Компьютер показывал полную исправность вагона, отражал выполненное задание по автоматической замене сгоревшего предохранителя, а также описывал ряд нарушений со стороны водителя, который якобы собственноручно в нарушение всех правил поднял токоприёмник, а затем полез в высоковольтный щиток. Присланные Красильниковым эксперты вновь подтвердили полную исправность вагона и отсутствие вирусов у бортового компьютера. Мэр города, получивший большой нагоняй, с удовольствием продублировал его Павлу Павловичу Чернову.
– Значит, так, Пал Палыч, – говорил он. – Вы не хуже меня знаете, какие серьёзные люди стоят за этим подарком. И мне очень приятно, что эти люди выбрали именно наш город для внедрения своей продукции и улучшения транспортной и экономической ситуации.
Павел Павлович смотрел на каменное лицо мэра и видел проступившие капельки пота на его гладкой лысине. С одной стороны, он понимал, куда клонит градоначальник, а с другой, было непонятно, откуда такая безоговорочная вера в безгрешность вагона. Он хорошо знал и Изольду Михайловну, и Елену Андреевну, отдавших предприятию не один десяток лет, и не мог поверить, чтобы такие опытные и безупречные сотрудники совершили такие детские ошибки, а уж тем более пошли на преступление. Мэр города тем временем продолжал:
– Приказываю вам отстранить от работы на новом вагоне всех водителей со стажем и поставить исключительно молодых сотрудников, умеющих обращаться с электроникой и понимающих принцип её работы.
– А вы не боитесь, что молодые сотрудники, будь они хоть трижды гениями в компьютерной среде, по неопытности натворят ещё больших бед, чем эти самые сотрудники со стажем? – спросил Павел Павлович.
– А вот если и они начнут творить беды, то я буду ставить вопрос перед думой о рассмотрении уже вашего опыта и ваших способностей по осуществлению руководящей работы на предприятии.
– Запугиваете?
– Никоим образом, Палыч, запугивание не в моей компетенции.
– А в чьей оно компетенции? Красильникова?
Мэр помолчал, вытирая пот со лба, а затем продолжил раз говор, игнорируя заданный вопрос:
– Не геройствуй, Палыч. Неужели тебе не хочется, чтобы всем вокруг, в том числе тебе, было хорошо? Зачем ты рвёшь задницу за тех людей, которые тебя чуть под монастырь не подвели?
– Потому что я, в отличие от вас, ценю людей, а не вагоны. Я, в отличие от вас, работал вагоновожатым и знаю всю соль этой профессии. И, наконец, я, в отличие от вас, всего в своей жизни добился сам, своим потом. И, кстати говоря, той должности, с которой вы меня хотите сейчас снять и на которую, прошу заметить, не вы меня назначали. Ну и самое последнее, на закуску, я, в отличие от вас, не лизал задницы олигархам.
Павел Павлович, решив, что терять ему уже нечего, встал с кресла и направился к выходу. Как говорится, умирать – так с музыкой, уходить – так красиво.
– Сядь на место! – заорал мэр. – Никто тебя не снимает, пока, по крайней мере. А насчёт задницы – ты говори, да не заговаривайся. Я понимаю, что у нас свобода слова в стране, но оскорбления пока не узаконены.
Директор сел обратно в кресло, а мэр подошёл к окну.