— В жестокий непонятный мир…
— Вы весьма быстро освоились.
— Где каждый может обидеть!
— Вас?! — обидеть Пижму и правда мог всякий. А вот рассказать об этом пока не доводилось никому.
— Ну не тебя же! Ты ж у нас дракон!
Дракон смущённо шаркнул ногой, попутно запихивая под софу свиток с картинками неприличного содержания, пока тот не успел привлечь нездоровый интерес гостьи.
— У нас вполне мирное государство. И что-то мне подсказывает, что вы вполне способны за себя постоять.
— Ага, за себя и за того парня, — подтвердила Пижма, отмечая, куда Лео спрятал свиток с палевными картинками. — Ежели заплатит.
— Это как? — заинтересовался Дракон.
— Ну а как бывает? Кто телохранителю платит, тот себе и крепкий сон покупает.
— Телохранителю? Простите, вы работаете на кладбище?
— Да что ж вы заладили? — буркнула Пижма. — Ага, на кладбище. Внештатным сотрудником. Решаю, кому уже пора за ворота, а кто может пока на своих двоих перекантоваться.
Леонард дождался, пока кружки опустеют, и ответственно прибрал посуду, сполоснув под напоминающим огромную капельницу научном инструментом. Долго молчал, пока агент, выудив из-под тахты запрятанный компромат, пролистывала страницы, не забывая сверяться с собственными размерами и изгибами. Осталась весьма недовольна сравнением не в свою пользу: мягкотелые, изящные, томные ведьмочки, кикиморы и русалки нисколько не походили на угловатую, жилистую, большерукую и чрезмерно высокую для женщины, почти с Леонарда, Пижму. Поэтому девушка ничуть не расстроилась, когда заметивший вторжение в личное пространство дракон покраснел, как тот, с гобелена, и отобрал листочки, пробурчав что-то про экспериментальные пути и потребности учёных.
— То есть, вы хотите сказать, что в своём мире занимаетесь определением, кому жить, а кому умирать?
— Ну-у-у, не то чтобы я сама это решаю. Скорее помогаю судьбе принять решение в пользу тех, кто может договориться с ней о цене, — агент и сама удивилась, как красиво завернула обычное «охраняю одних мудаков от других».
— Вы торгуете жизнями?!
— Ну, приятель, не перебарщивай. Работаю личной стражницей, не более того.
— Вы торгуете жизнями, — укоризненно повторил Леонард. — Вы продаёте их тем, у кого больше денег, верно?
— Не говори ерунды! Я не продаю жизни!
— Защитить от кинжала мерзавца, которому суждено умереть. Разве это не то же самое?
— Я не…
— Вы не работаете на мерзавцев?
Очень хотелось с достоинством ответить «нет», очень. Но… Но она работала на мерзавцев. Всё всегда начинается правильно: хорошая девочка или умный мальчик хотят сделать мир лучше. Хорошая девочка или умный мальчик обещают себе, что никогда не станут лицемерами, как их родители, никогда не обидят того, кто слабее, не продадутся за лишнюю монету и не сторгуют великие идеи за повышение к зарплате. Но однажды случается так, что лишняя монета оказывается срочно нужна, потому что сестра переживает неудачную беременность, или чрезмерно заманчива, потому что поездка в Англию — это давняя, ещё со школы, мечта, а тут подвернулся отель за полцены и лететь надо обязательно на следующей неделе. И тогда политика, который нанимает сопровождение на не слишком чистую сделку, оказывается можно понять. У него ведь тоже своя правда. Не такой уж он и мерзавец, а сделка с совестью — это лишь на один раз. Потому что поездка… или сестра — одна и прямо сейчас, а сволочей меньше не становится. Начнём спасать мир со следующего месяца, ага?
Но в следующем месяце найдётся ещё один не совсем мерзавец. И ещё. И ещё. После останется совсем чуть-чуть до повышения и новой машины. А потом… а потом станет плевать, кого ты защищаешь, а на кого направляешь дуло пистолета. Потому что мир всё равно не станет лучше, а ты тоже хочешь устроиться в нём получше.
И если этот мир не спасти, может, правильнее сбежать в другой?
— Я работаю на тех, кто платит, — хрипло ответила девушка, на миг отведя взгляд. — И я не намерена за это извиняться.
А хорошие ли люди те, кто нанял её в этот раз? Чем может угрожать целому миру этот тощий, растрёпанный, со светлыми наивными глазами, заучка?
Нет уж. Половина гонорара уплачена. Она никому не причинит вреда, никого не убьёт. Нужно выкрасть эту его научную тайну и вернуться домой. Учёные часто лезут туда, куда нормальному человеку не придёт в голову заглянуть. А потом — раз! — и необратимая мутация или зомби-апокалипсис на носу. И тогда уже главными становятся бойцы, как Пижма. Которые действуют, а не думают.
Леонард разочарованно отвернулся:
— Это ваше право.
Наверняка дальше разговор перестал бы клеиться, но ему и не пришлось. С улицы донёсся отчётливый звон металла и гул встревоженных голосов. Наконец из неразборчивого жужжания выделился единственный зычный крик:
— Выходь на бой, поганое чудище, чтоб те пусто было! Выходь, кому говорят?
Леонард выронил протираемую чашечку и выругался сквозь зубы, когда та, звякнув отбившейся ручкой, укатилась под стол.