Давай попробуем любить (СИ)

Я недоуменно посмотрела на него и спросила:

— Что ты… Что ты имеешь в виду?

— У тебя вид человека, которому обламали все планы. Уж извини за мои бестактные попытки спасти тебе жизнь.

Закусив губу, я опустила голову, пряча лицо за спутаными кудрями.

— Зен, мне сейчас плохо и…

Меня беззастенчиво перебили, грубо роняя слова с отеческим нравоучением.

— Хватит убиваться и забивать себя живую в гроб! Ты жива, руки, ноги целы! Да, слегка потрепали и обвинили не по заслугам, но главное — ты почти невредима. Легко отделалась! Другим так не повезло, — он отвёл взгляд и сжал пальцами спинку кровати до хруста, вспоминая что-то своё. — Поднимись и живи дальше, потому что не всем дан этот шанс. А то… Одна сидит и убиваеться в одном углу… А другой ищет смерти со свечкой.

Эта его последние фраза долго мучила меня. Я постоянно его вспоминала, того, кого… Наверное, ненавижу? Или боюсь? Или..?

Но он так и не пришёл ко мне.

Я слышала иногда в коридоре голоса мужчин.

Оборотней.

Грубый, приказной тон командира; мелодичный с нотой высокомерия голос Ари; словно мёд стякал с ложки тягуче-медленно слова из уст Баатара. Но его… Бархатный, холодный, уверенный голос так ни разу не услышала.

Так хотелось ударить по сильной груди. Со всей души влепить пощечину. Накричать, как он кричал на меня! Унизить!

А потом расплакаться.

Обычная комнатушка с каменными стенами серо-белого цвета, светлым потолком, кроватью, столом и стулом меня уже сводила с ума. И иногда я тайком, крепко держась за перила, спускалась вниз — в зал.

Я уверяла себя, что мне просто скучно в комнате. Я знала, что глубоко в себе хочу встретить того, кто стал и кошмаром, и мечтой для меня.

— Если Фаарат тебя увидит, то привяжет к кровати. У тебя только начали регенерировать ткани на руках. — меланхоличный голос Аникея прозвучал со стороны камина.

Пусть очаг и не горел, но мужчина в кресле мирно попивал незнакомое мне, но наверняка дорогое вино, отбивая кончиком хвоста мелодичный ритм.

Увидев впервые его в этой форме, я немного сконфуженно замерла на месте, рассматривая блестящие чешуйки, что плавно переливались от темно-фиолетового, почти чёрного, до нежного сиреневого в некоторых местах.

— Тебя это смущает? Или неприятно видеть?

Приподнял он одну бровь на гладком лбу, и я поспешила отрицательно помотать головой.

— Нет.

Больше он не задавал вопросов, а смотрел в кучу пепла в камине, мелкими глотками опустошая бокал.

Я же неосознанно вертела головой, пытаясь без особых резких движений увидеть побольше.

— Не ищи взглядом, его здесь нет. По крайней мере днём.

Сердце сжалось в груди и резко упало в ногах.

— И где же он днём?

Язык действовал быстрее мозга, и я не успела его прикусить. Поджав губы, я спешно добавила:

— Я о Бельяре.

— А я о Садэре. — парировал невозмутимо змей, протянувшись к стеклянному графину с красивой птицей на боку, достав колпачок из горлышка, он покрутил его в руках, а потом поставил на место.

— Давина, ты знаешь, какое самое страшное наказание на свете?

Я отрицательно помотала головой и осторожно спросила:

— Какое?

— Лишиться той, что затмило солнце. Той, что ходит под рукой с лунным светом и освещает путь ночью. Той, что заставила быть лучше. Той, что научила быть счастливым. И знать, что ты отдал ей сердце, а её нет. Уже нет.

Глубокая трагедия в его тоне заставила меня съежиться от холода и одиночества. Было чувство, что он говорил про себя, и от этого становилось жалко этого сильного и хорошего наага.

— Садэр чуть не потерял тебя. И теперь наказывает сам себя.

Я застыла на месте, медленно поднимая на него глаза.

— Как?

— Разыскивая свою смерть, — усмехнулся краем губ мужчина. — Но пока что, к глубокому сожалению тех, кто пытался осуществить мечту шаада, его слишком хорошо обучили воевать и уж тем более убивать. Так что ему придётся ещё немного повозиться.

Глава 22

" Не осуждайте влюблённых.

Ведь им свойственно ошибаться,

Не осуждайте влюблённых.

Потому что, легко влюбляется,

А любить оказывается — сложно

Но не осуждайте влюблённых!

Любовь — это возможно!"

— Пришёл..

Меланхоличный голос Фаарата звучал устало и с лёгким оттенком обречённости. Друг хмуро посмотрел на кровавые вперемешку с грязью следы, оставленные моими сапогами на гладком деревянном полу, и покачал головой, оставляя мой внешний вид без комментариев.

Не обращая на него внимания, я бросил ремень с кинжалами и меч у камина и стянул через голову пропитанную насквозь моим потом и чужой кровью рубашку.

Бросив её на пол, я тихо застонал, мышцы ныли и болели. И это ощущение назойливо давило на нервы. Хотелось зарычать от раздражения, ведь кожа зудела от тонкой корочки засохшей крови и грязи. Как и от порезов.

— Ополоснись в купальне, я за лекарствами.

Услышал я наага, который совсем бесшумно удалился на второй этаж. Для него эта картина была не в новинку.

На нетвёрдых ногах я побрёл в сторону купальни, даже не поднимая головы. За последние пару недель этот маршрут был мне хорошо знаком, как и невыносимое желание побыстрее избавиться от этой тянущейся, острой боли в груди и ненависти к самому себе.