Давай поспорим

– Нет, – спокойно ответил он. – Мне всегда нравились странные девушки. Их хочется разгадать.

Почему-то прозвучало, как «раскусить».

– Сходи в лекарскую, Зейн! – от всей души посоветовала ему. – Они дадут вкусную настойку, тебя прилично попустит и завтра снова станешь нормальной звездой магбола. Хотя… лучше зайди завтра ко мне. Я сама тебе дам настойку. Глядишь, одна побочка перебьет другую.

С самым грозным видом я развернулась и направилась в кабинет ботаники. Народ красиво расступался с моей дороги, но смотрел с искренним любопытством.

– Эда Амбер! – крикнул мне в спину Киран. – Не отказывай мне!

К нему не оглянулся только ленивый. Я тоже ленивой не была: обернулась и бросила мрачный взгляд. Высокий, спортивный парень в золотом пиджаке резко выделялся на фоне студентов, одетых в зеленый цвет ботанического факультета.

– Ты полностью в моем вкусе! – громко заявил он с нахальной улыбкой.

Покрутив пальцем у виска, я буквально ввалилась в кабинет. Одногруппники встретили меня с такими радостными минами, что странно, как не принялись аплодировать от благодарности за клоунаду посреди унылого учебного дня.

– Сумасшедший какой-то, – указав в сторону дверного проема, пояснила я, хотя меня все равно никто ни о чем не спрашивал. Как всегда, в общем-то. – Шел в лекарскую, а очнулся у нас. И обрадовался.

Кашлянув, я быстро проскочила по проходу к последнему ряду, где обычно и сидела. Магистр ботаники был подслеповат, если начнешь широко зевать или прикорнешь, подперев щеку кулаком, все равно не заметит. Думается мне, он вообще не догадывался, что на задних партах есть жизнь.

После бессонной ночи я планировала тихо подремать полтора часа, но в середине семинара действие зелья сытости закончилось. В один момент живот скрутило голодной судорогой. Желудок выдал жалобную громкую трель, требуя хотя бы припрятанную в рюкзаке булочку. Даже магистр услышал этот клич о помощи голодающим!

С большим удивлением он сощурился в сторону последнего ряда и узнал, что на галерке сидят люди. Всем, счастливо отдыхающим, пришлось приосаниться, насильно выдернуть себя из блаженного сна и скорчить заинтересованный вид. Последнее оказалось самым сложным: семинары по ботанике были до отупения нудными.

Едва занятие закончилось, а я, не вставая со стула, впилась зубами в долгожданную булку, на магпланшет пришло сообщение от папы. Он написал, что на выходных уезжает в Варийск читать дополнительные лекции в Высшей школе магических искусств, но прямо сейчас совершенно свободен и хочет увидеть единственную дочь. Иначе забудет, как она выглядит. Невольно я пригладила волосы на макушке. Подозреваю, он в любом случае сильно удивится тому, как сейчас выглядит его дочь.

Кабинеты преподавателей находились на первом этаже учебного корпуса. Там же размещались студенческие клубы и сообщества. На первом курсе, выслушав очередную папину лекцию, что друзья по интересам пойдут мне на пользу, раз обычных не удалось нажить, я попыталась вступить в «Клуб охраны магических растений». Но ботаники, буквально братья и сестры по духу, меня не взяли. Они заявили, что зельевары используют для зелий корень мандрагоры, похожий на смешного морщинистого человечка, что крайне жестоко и антигуманно. И показали на дверь.

Глава клуба произносила обличительную речь и в паузах прихлебывала энергетический эликсир. Я уточнила, не смущает ли ее пить зелье с корнем мандрагоры. В комнате с плакатом «Спасите мандрагору от разделочных ножей» воцарилась дивная тишина. В общем, меня выставили. Ну и сами виноваты, что остались без бесплатных зелий! С друзей я денег не беру. Наверное, хорошо, что их нет. Ничего не заработала бы.

Папин кабинет находился в самом конце коридора. На двери возле окна висела представительная табличка с именем «профессор Эдвард Амбер». Я постучалась в дверь и осторожно заглянула. Отец, одетый в знакомый коричневый пиджак, сидел за столом.

– Заходите, – позвал он.

Я вошла. В кабинете царил знакомый глазу беспорядок. На вешалке висела скособоченная профессорская мантия. Вообще-то, почти все преподаватели обычно вели занятия в обычной одежде, и если кто-то внезапно появлялся в мантии, то народ понимал: тушите свет, сушите весла, грядет учебный апокалипсис. Папа носил мантию всегда. Видимо, поэтому его считали тираном. Хотя по виду совсем не скажешь, что он третировал студентов.

Он зачесывал светлые, посеребренные сединой волосы на косой пробор, носил лекторские очки и не изменял коричневым костюмам. В холодные дни надевал связанные еще мамой жилетки. Ее не стало почти семь лет назад, а папа по-прежнему их таскал.

– Привет, – поздоровалась я.

Отец посмотрел на меня над краем спущенных к кончику носа лекторских очков.

– У вас всего пара минут… – произнес он.

– Папа! – искренне возмутилась я. – Ты не признал дочь!

– Пресветлая богиня… – пробормотал он и поднялся из-за стола.