Давай поспорим? (СИ)

Больше я ничего не говорю. Не могу. Горло сдавил спазм, что любой вдох отдается болью. Болью счастливых воспоминаний, огорчений и ссор, приятных вечеров и радостных встреч.

— Я буду звонить, мам, — коротко целуя ее в щеку, я выхожу из дома, тихо закрыв за собой дверь. Довольно трещин.

И только выйдя из подъезда я решаю написать Роме, очень надеясь, что мое намерение пожить с ним не будет воспринято отрицательно. Потому что больше идти мне некуда.

“Я могу пожить у тебя до отлета?”

“Конечно”

Через три минуты такси останавливается прямо напротив подъезда. Вовремя, потому что первые капли дождя уже упали на асфальт. А когда такси привезло меня к знакомому подъезду, начался ливень. Настоящая летняя гроза.

В кармане задорно позвякивает связка ключей. Это такой приятный звук, а еще приятно отщелкивает замок, когда я своими ключами проворачиваю ими в замочной скважине. Сама включаю свет, разуваюсь. И только потом улыбаюсь. Определенно здесь мне сейчас лучше. И пусть я поступаю, как эгоистка, но это то, что мне нужно. Я хоть чуть-чуть заслужила сделать то, что хочу именно я?

В таком приподнятом настроении я принялась готовить ужин. В голове уже даже мелькают картинки, как Рома будет говорить мне спасибо за томленый картофель с мясом в рукаве. Да, именно это я и приготовлю. Моя оплаченная подписка должна окупиться хотя бы количеством полученных оргазмов в ближайшие дни. Будучи в своих мыслях, даже не заметила, как открылась дверь.

— Вкусно пахнет! Ты решила покорить еще и мой желудок?

Он приехал. Приехал ко мне. Стоит, облокотившись на косяк и улыбается мне своей улыбкой. А в глазах так и мелькают его чертята.

— Рома!

Не выдерживаю и кидаюсь ему на шею, чтобы обнять. Глупо, наивно, по-детски. Так настоящие женщины себя не ведут. Они должны подойти, плавна раскачивая бедрами, мило чмокнуть в щеку и соблазнительно улыбнуться. Я же чуть не сшибла стул, когда бежала к нему, запрыгнула на него, повиснув, и первая поцеловала в губы. Сейчас они у него влажные от дождя и теплые. Любимые.

А потом меня накрывает паника, потому что к такому я точно не была готова: от него пахнет духами. Женскими, сладкими духами. И отхожу от него на несколько шагов, потупив взгляд.

— Настя? Ты чего?

— От тебя несет женскими духами, — выплевываю я.

Он мне ничего не обещал. Я не знаю, что он ко мне чувствует, потому что ни разу об этом Рома не говорил, а сама заводить этот разговор я боюсь. Поэтому я стою, облокотившись о стену и смотрю в пол.

— Иди ко мне, — слышу я его мягкий голос, на что я просто мотаю головой: я не готова снова вдыхать эту приторность, — Настя не дури, я сейчас все объясню.

Рома застает меня врасплох, когда за доли секунды преодолевает расстояние между нами и крепко прижимает меня к себе, а я как дикий зверек начинаю вырываться. Нет, нет, нет! Я чувствую, как выступили первые слезы, как звук жалобного всхлипа пронзил воздух.

— Пусти меня! Ненавижу!

— Настя, посмотри на меня!

Я понимаю, что его просьба срывает все предохранители. Потому что стоит мне посмотреть в его глаза, стоит ему улыбнуться, или, еще хуже, поцеловать, я ведь растаю и поверю ему. Вырываюсь еще усерднее, царапаю его, отталкиваю, но в ответ он только сильнее прижимает меня к себе, и я отчетливее улавливаю ноты этих духов. От них невозможно отмахнуться, они наполнили собой весь воздух вокруг.

— Пусти!

Я выдохлась. Это сражение с ветряными мельницами, я бы в любом случае осталась в проигрыше. А Рома удерживает меня и накрывает мои губы в жестком поцелуе. Боже, такой напористости я от него еще не чувствовала. Он забирает весь воздух у меня, мнет мои губы, терзает, что на миг становится больно. Рома прижал меня к стене и раздвинул мои ноги, я отчетливо чувствую, как он меня хочет.

— Ненавижу, — все что успела я произнести, перед тем, как он опять меня поцеловал.

Одной рукой Рома расстегивает пуговицу на моих джинсах, а другой фиксирует голову, потому что я все еще пытаюсь от него увернуться. Понимаю, что бесполезно, понимаю, что он этого мне не позволит, понимаю, что уже прощаю его и понимаю, что сама безумно возбуждаюсь.

Если есть на свете животная страсть, то она сейчас между нами. Дикая, первобытная. Когда единственное желание — это утолить этот плотский голод.

Когда Рома понял, что никуда не убегу от него, ослабил хватку, а я дрожащими пальцами начала расстегивать пряжку ремня. Быстрее, пока этот огонь не угас. Ведь главное в первобытном обществе — это сохранение огня. Нет огня — и тебя не станет. Как и сейчас, он разгорается между нашими телами. Быстро, резко, опасно.