Каждый раз, когда я приезжала погостить в Западный Техас, он немного менялся. Вместо бескрайних хлопковых полей постепенно вырисовывались отдельные земельные участки. Вместо старых тракторов появлялись новые. Катаясь по городу, я обнаружила, что на месте лавки с мороженым, в которой я когда-то работала, построили парковку. Каток был закрыт и заброшен, а на вывеске было полно пустых птичьих гнезд. Книжного магазина, где мы познакомились с Виктором, уже и след простыл, а дом моих бабушки с дедушкой продали вскоре после того, как они умерли. Каждый год чучельная мастерская моего отца разрасталась, пока не превратилась в настоящий бизнес, и на парковке возле дома моих родителей всегда была куча машин. Приехав однажды в гости, я была потрясена, увидев, что начальная школа, в которую я ходила каждый день, стала альтернативной школой для беременных подростков, а школьную площадку, с которой я не вылезала каждое лето, сровняли с землей. Вместе с сестрой мы прошлись по тому, что осталось от школьной площадки, и я взяла себе небольшой кусок гравия на память. Теперь, проезжая мимо школы, я смотрю в сторону, чтобы помнить ее такой, какая она была, со всеми этими опасными металлическими качелями и каруселями, которые в конце концов исчезли по всей Америке. От всего этого остались лишь воспоминания, по-прежнему эхом отдающиеся у меня в голове, – воспоминания о том, как ржавый скрип моих любимых качелей меня успокаивал, пока они качались, снова и снова, туда-сюда.
Однажды, когда мы с Виктором уже несколько лет жили в Хьюстоне, приехали на выходные к моим родителям, и моя мама с гордостью объявила, что в Сан-Анджело открылось «несколько новых кофеен», о которых все судачат. Мы поехали посмотреть, как я думала, на деревенские кофейни в ковбойском стиле, но вместо этого увидели огромный «Старбакс», который казался совершенно неуместным на фоне магазинов, которые ничуть не изменились со времен моего детства.
– Ох, слава богу, – сказал Виктор. –
Меня это напрягало. Не то, что Виктор приравнивал карамельные фраппучино к приходу цивилизации, а то, что это был переломный момент, последняя капля, которая означала, что маленький городок, в который я всегда рассчитывала вернуться, канул в Лету – во всяком случае, в том виде, в котором я его помнила.
Позже, уже ночью, я сидела на пороге и разглядывала те же самые звезды, на которые смотрела в десять лет, мечтая посетить места, которые существовали лишь в моем воображении. Это были места вроде Египта или Франции, но Египта и Франции в представлении ребенка – тут были идеальные пирамиды на фоне теплого песка, Эйфелева башня, а еще нечто, которое люди называют «вином». Это были зрительные образы, мало связанные с настоящими местами, – и это было задолго до того, как я осознала, что география – это не просто красивые картинки и в других странах есть вещи, которые я в детстве не могла себе даже представить. Такие как политические беспорядки, дизентерия и похмелье.
В ту ночь я смотрела на те же самые звезды, и мне уже ничего этого не хотелось. Мне не хотелось ни Египта, ни Франции, ни каких-то других далеких стран.
МНЕ ПРОСТО ХОТЕЛОСЬ ВЕРНУТЬСЯ К ТОЙ ЖИЗНИ, КОТОРАЯ БЫЛА У МЕНЯ В ДЕТСТВЕ, ПРОСТО ПОБЫВАТЬ ТАМ, ПРИКОСНУТЬСЯ К НЕЙ И УБЕДИТЬСЯ, ЧТО ВСЕ ЭТО БЫЛО ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
Виктор понимал, что я расстроена, но я не могла описать свое состояние так, чтобы это не звучало нелепо.
– Да пустяки, – сказала я. – Просто… Ты когда-нибудь скучал по месту, которого больше не существует? Месту, которое осталось только у тебя в памяти?
Он раскачивался вместе со мной в тишине на пороге, не зная, что ответить; наконец он обхватил меня рукой за талию и сказал, что все будет хорошо, а потом ушел в дом спать. На следующее утро он обнаружил меня все там же, в том же кресле-качалке, и встревоженно на меня посмотрел. Он ласково спросил:
– А ты готова сегодня ехать домой?
Я молча раскачивалась и впервые в жизни осознала, что это место больше не было моим «домом». «Дом» – это там, где мы живем с Виктором. Это было одновременно и пугающее, и познавательное откровение, и я сделала глубокий вдох, хорошенько подумав, прежде чем ответить.
– Да. Я готова ехать домой.