Давай сыграем в любовь

Конечно, он курил. Невозмутимо, просто излишне спокойно. Потом помню снег, его бесконечно голубой взгляд, к которому хочется возвращаться снова и снова. Только его теплый указательный палец, прикоснувшийся к моим губам, только его низкий голос, внушающий нежное спокойствие: «Теперь как раньше уже не будет»…И лишь вскользь пролетающая мысль… туфли…

Я же часто вспоминала не события, а его взгляды. Их можно было разделить на стройно выстроенные категории, причем некоторыми из них весьма легко было манипулировать. Сейчас я уже и не знаю, то ли он, правда, бесконечно поддавался на все мои хитрости, то ли настолько меня чувствовал, что делал соответствующий вид, чтобы дать мне желаемое.

Помню как-то он встречал меня после моего очередного порыва в студии, когда эмоции хлещут навзрыд, а холсты обретают лица, характеры, краски. Я вышла небрежно шаркающей походкой, которую он не выносил, так как больше всего ценил во мне женственность. Оставшиеся клочки краски покрывали мое лицо, руки, юбку, слегка приоткрывавшую коленки, которыми он так часто любил играть, зажимая их между указательным и среднем пальцем правой руки, ведь сидеть он любил всегда справа от меня, в то время, как мне всегда хотелось разнообразия.

Выйдя на улицу, я натолкнулась на человека, который как многие другие сыграл в ней важную, хоть и второстепенную роль. По большому счету он претендовал на роль Пигмалиона, когда-то обучая меня живописи, он пытался привить мне определенные вкусы, увлечения. Когда людей связывает многое, случайная встреча на улице – миг, крошечный, еле ощутимый, в который перед глазами пролетает столь многое. Конечно, он тут же меня обнял, поцеловал в макушку, бросил несколько взглядов и исчез, как и не было.

Остался только другой, ожидающий меня взгляд полный ревности, злобы, обиды. Перед тем как всему должен был настать неизбежный конец, этот взгляд столь часто мелькал на его лице, что иные выражения казались мне уже просто не характерными. В тот же раз мне хватило лишь сложить губы трубочкой, нежно дотронуться до его подбородка, демонстративно поправить челку, громко вздохнуть, сделав растерянный и непонимающий ничего вид.. Ну, и, конечно, кульминацией всего был поцелуй в губы, крайне робкий, длящийся несколько секунд. И взгляд этого мужчины, в котором в тот момент была и моя жизнь, вновь был только мой, только нежный, только бесконечный.

Видения

Вроде бы сон. Или явь?

Я лежу на кровати, мокрое одеяло в стороне… Глаза плотно зажмурены, холодный пот течет по груди.

Мне больно.

Но я бездействую: просто лежу, раскинув руки. И чувствую дыхание, прерывистое, возбужденное. Совсем рядом – над моим лицом. Кажется, оно постепенно становиться ближе.

Вот что-то коснулось моих губ, едва ощутимо, но… так нежно. Затем щеки, шеи, уха…

"Проснись!"

Я резко открыл глаза и приподнялся. В комнате царил полумрак: лучи утреннего солнца рассеяно пробирались сквозь прорези жалюзи. В воздухе пахло мной. И духами. Теми самыми. Откуда они здесь?

Стоило мне резко двинуться, как тело охватила боль. Я застонал: в сознание тут же ворвались воспоминания прошедшей ночи. Авария, машина в хлам, кровь из носа.

Кажется, я сильно напортачил.

Да и к черту!

Прихрамывая, я медленно добрел до ванны, привычным движением дернул ручку крана, столько же буднично взял щетку, пасту, принялся чистить зубы.

Вроде, все так, как должно быть.

Но в зеркале я вижу совсем не то лицо. Эти глаза… Кажется, они стали серыми.

Из спальни донесся смех. Звонкий. Игривый. Дерзкий.

Опустив щетку, я недоуменно вышел из ванны. Капли зубной пасты падали на мою голую грудь, стекали вниз к животу. На мне ничего не было.

На кровати лежали она и он. Прильнув друг к другу, они вытянули руки к потолку и играли пальцами. Кажется, они что-то рисовали в воздухе.

-… И вот в этой далекой стране будешь жить ты, – говорила она. – У тебя будет замок, владения, преданные слуги и… принцесса, столь прекрасная, что любой завидевший ее лик будет падать ниц, не в силах выдержать силу дарованной ей красоты…

– Но ведь красота не единственно важное, – возразил он. – А как же душа?

Она на некоторое время замолчала.

– Я не могу нарисовать душу, – последовал ответ несколько мгновений спустя. – Могу нарисовать только красоту.