Давай уйдем вместе

– То есть как это не придешь ночевать? – Глаза Светланы Николаевны расширились, и Катя видела, как на них в одно мгновение навернулись слезы. – На какой квартире? – упавшим голосом спросила она, перекладывая трубку в другую руку. Она по-прежнему стояла посередине комнаты. – Когда же ты успел снять квартиру? – Слезы мешали ей говорить. И снова пауза. Теперь голос папы звучал так тихо, что Катя перестала его слышать. – И как долго ты собираешься там жить? – Катя видела, каких невероятных усилий стоит маме каждое слово. Она не слышала, что ответил папа, но по маминому лицу догадалась, ничего хорошего он ей не сказал. Вскоре Светлана Николаевна нажала на «отбой».

– Папа снял квартиру, – объявила она, уставившись куда-то поверх Каркушиной головы.

– Я это поняла, – зачем-то сказала Катя.

В этой ситуации ей лучше было бы промолчать. Но мама, казалось, не услышала ее слов. Сунув телефон в сумку, она стремительно вышла из комнаты.

Какое-то время до Катиного слуха не доносилось ни звука, потом она услышала, как пришел Артем. Но они с мамой почти не разговаривали. А потом мама начала плакать – громко, навзрыд. Артем что-то бубнил, успокаивая мать, а Каркуша лежала, уставившись в потолок, и удивлялась своей черствости: «Почему же я ничего не чувствую? Ни жалости, ни боли, ни обиды… Ровным счетом ни-че-го. Как будто бы моя душа атрофировалась. Интересно, а если родители разойдутся, я тоже ничего не почувствую? Может быть, я уже никогда ничего не смогу почувствовать? Что ж, так даже лучше – жить и ничего не чувствовать».

13

Каркуша видела, что с утра письмо все еще продолжало ходить по рукам. Не утихли и споры вокруг него. Фишкин требовал, чтобы письмо переписали и вставили туда фразу, что, если директор не примет никаких мер, класс будет писать жалобу в Департамент образования. Надыкто считал, что необходимо собрать еще подписи всех родителей. Но потом все угомонились, и решено было оставить все как есть и действовать по плану.

Каркуша по-прежнему не проявляла никакой активности, а на переменах старалась выйти из класса первой, чтобы никто не упрекнул ее в безразличии и пассивности. Глядя себе под ноги, она бесцельно бродила по школьному коридору, дожидаясь звонка.

После второго урока все сгрудились возле парты Наумлинской.

– Только не забудь сказать про Департамент образования, – давал последние наставления Фишкин. – А хочешь, я с тобой пойду? – неожиданно предложил он.

Но Наумлинская не успела ничего ответить. Все это время она судорожно рылась в своем рюкзаке. Наконец девушка подняла голову.

– А у меня его нет, – растерянно произнесла Ира.

– То есть как? – заорал Фишкин. – Вот растяпа! Вспомни, перед химией я тебе отдал конверт, и ты сунула его в карман рюкзака.

– Я помню, – сказала Наумлинская. – Но ты же видишь, его здесь нет! – В доказательство девушка протянула Фишкину рюкзак. – Можешь сам удостовериться!

– Без паники! Пусть каждый посмотрит у себя, – предложил Володя Надыкто.

Ребята послушно кинулись к своим партам и принялись перебирать содержимое сумок и рюкзаков.

– Давайте быстрей, блин! – крикнул Юрка Ермолаев. – А то перемена закончится.

– Андреева! – услышала Каркуша и обернулась. – Тебя что, это не касается? Чего сидишь, как изваяние? – скорчил недовольную мину Фишкин.

– С какой стати оно у меня окажется, если сегодня я даже не дотрагивалась до этого вашего письма? – ответила Каркуша и отвернулась.

– Нет, вы слышали! – Фишкин вскочил со стула. – «Этого вашего письма»! А тебя, значит, в Люстре все устраивает? Так, что ли, получается?

– Да чего ты к ней привязался? – заступилась было за Каркушу Люся Черепахина, но Фишкин не дал ей договорить.

– Стоп! Замрите все! – Он поднял вверх указательный палец и выбежал на середину класса. – Как же я мог забыть! Короче, ребсы, я все понял! Письмо у Андреевой!

– Ты чего, совсем спятил? – фыркнула Каркуша, даже не посмотрев в сторону Фишкина.

– Я еще подумал тогда, о чем это наша Андреева так мило воркует с Люстрой?! – не обратив внимания на Катин вопрос, продолжал Фишкин. Его глаза горели нездоровым блеском. – Ну, точно! Люстра ведь крикнула ей вслед: «Значит, завтра на литературе!» Ну что, врубаетесь?! – Он обвел глазами класс. В ответ не раздалось ни звука. – Вчера, после уроков, когда все разошлись по домам, Андреева побежала в учительскую. Я случайно ее там засек. А дальше вы уже знаете. Теперь понятно, почему она притаилась, делая вид, что ей все по барабану! Андреева решила заложить нас Люстре, понимаете? И сперла письмо! Я вам точно говорю. Ну что, сидишь пялишься на меня? – Фишкин злобно сверкнул на Каркушу глазами. – Доставай по-хорошему!

– Ребята… – Каркуша приподнялась. Она смотрела на Люсю Черепахину, считая ее самым разумным человеком в классе. – Он врет! Ни в какую учительскую я вчера не ходила и Люстру в глаза не видела. Это все вранье! Наглое и подлое! – Катя умышленно не смотрела на Фишкина.

– А вот мы сейчас и посмотрим, вранье это или нет…