Смотрю на своего взъерошенного и несговорчивого спутника. Он тихо посапывает, и на какое-то мгновение я чувствую огромное облегчение. Перспектива очередного признания меня совсем не радует, я даже подумываю, не кинуться ли мне к пилоту, чтобы попросить его развернуться и лететь обратно. Тогда я бы могла сбежать и уйти в монастырь.
Я ведь лишь хочу, чтобы все было просто и понятно.
Моя жизнь была так легка, когда я влачила существование в одинокой пустыне Гоби. Не было ссор, истерик и недопонимания. Да, иногда мне было нестерпимо скучно, но я знала, где я и что я. Вот я, и вот я; и мы со мной друг друга прекрасно понимали. А теперь я все время путаюсь в чувствах и постоянно оправдываюсь.
Взять, к примеру, Хел. Когда она узнала, что я была на барбекю у Хлои, то перестала со мной разговаривать. Всю прошлую неделю я оставляла ей сообщения на автоответчике. Даже послала ей открытку, но она и слышать обо мне не хотела. Я знала, что придется явиться к ней с повинной. Я слишком суеверна, чтобы вот так уехать из страны, не объяснившись с ней. Поэтому вчера, распрощавшись с Тристаном, я отправилась к Хел.
Когда я стояла у порога, бормоча «прости меня» тридцать раз без передышки, она и бровью не повела.
— Тебе не кажется, что я заслуживаю большей откровенности? — спросила она, хватая бутылку вина, которую я протянула как символ мира. Я остановилась на середине слова. Хел в ярости страшна. — Что я, по-твоему, должна сейчас чувствовать? — продолжила она, когда я робко последовала за ней по коридору.
— Огромное желание вырвать сердце мне и придушить Джека? — отважилась спросить я.
Но Хел было не до смеха.
— Что-то вроде того, — сказала она, схватила пульт и остановила кассету с «Друзьями», так и не предложив мне присесть. Я поняла, что настроена она предельно серьезно. — Для тебя слово «уважение» что-нибудь значит?
Еще как значит. Уважение Хел для меня значит все. Ругаться с ней стоя мне не хотелось, поэтому я плюхнулась в кресло и во всем призналась. Рассказала, как я страдала, когда наврала ей о своей мнимой болезни, и как я все испортила на вечеринке у Хлои, и как ужасно я себя чувствую с того самого дня.
Хел слушала, пока мне самой не надоело унижаться. Потом сложила руки на груди и покачала головой.
— Когда я сказала «уважение», я имела в виду самоуважение, дурочка, — окончательно смутив меня своим сочувственным тоном, произнесла она. — Мне все равно, что ты делаешь, если это то, чего
— Откуда ты знаешь, что я влюбилась? — спросила я в изумлении. Она ведь даже ни разу не видела Джека.
— Правду не скроешь, — ответила она. Потом Хел пришлось меня простить, потому что я расплакалась. Похоже, я научилась хорошо рыдать. Раньше не умела. Хм, надо теперь научиться разумно использовать новый талант. Может, мне стоит пойти на прослушивание в какую-нибудь романтическую комедию? Ну, такую, где главная героиня должна всхлипывать и хныкать в каждой сцене. Да я бы там деньги лопатой гребла! Не знаю уж, почему я расплакалась. Мне вдруг стало так легко оттого, что Хел поняла мои чувства. Поняла, что я ВЛЮБИЛАСЬ и это оправдывает мои поступки.
— Перестань, — досадливо приказала Хел.
— Прости, — шмыгнула я.
— И кончай извиняться. Все нормально. — Она поцеловала меня в щеку и сунула мне стакан с вином.
Я поняла, что все встало на свои места. Особенно когда Хел сказала:
— Ревушка-коровушка.
— Боже, как я по тебе скучала, — рассмеялась я, забираясь на диван и устраиваясь рядом с ней.
Мы чокнулись.
— Ну давай, рассказывай, каких приключений ты на свою задницу нашла. И поподробней.
Мы пили вино, и я рассказывала. Про свою работу, про Джека и про Тристана, про вечеринку и про отпуск. Нам так много нужно было обсудить, что опомнились мы только в два ночи.
— Уже поздно, ты бы позвонила своему Ромео, — зевнула Хел. — Скажи, что останешься здесь на ночь.
— Я не могу остаться. Еще вещи не собраны. Она погрозила мне пальцем и слизнула остатки вина с губ.
— Ты вечно берешь целую прорву. А нужны-то всего двое трусов — одни на себе, другие стираешь, — купальник и пара платьев. Поверь мне.
Я наклонилась, взяла телефон и, набирая номер Джека, чувствовала себя ужасно виноватой. Надо было ему раньше позвонить.
Хел потянулась, как сонная кошка.
— Можешь утром взять такси. Что, не отвечает?
— Занято. — Я положила трубку на место.
— Да не волнуйся, у тебя с ним впереди целая неделя, — сказала она.
Оп-ля!
Мои попутчики дружно аплодируют, когда наш самолет приземляется в Греции, с опозданием на целый час. Я не разделяю их восторга. Я совсем не в радостном расположении духа. Ноги отекли, глаза опухли, и я потеряла столько жидкости, что почти превратилась в чернослив.
Джек как раз наоборот: выглядит свежо и с легкостью выпрыгивает под палящее солнце. Он с удовольствием вдыхает раскаленный воздух, в то время как я сразу же превращаюсь в потную губку.