Давай заново (СИ)

Выжидающе вскидывает бровь, небрежно сплевывая слюну, едва не себе на мысок ботинка, шагает ко мне, намереваясь перетянуть на свою сторону. Словно я канат, и это состязание решит кто будет обладать правом, забрать трофей в своё личное пользование. Рыцарский турнир, но ни у кого не возникает желания спросить моего мнения. Чего на самом деле хочу я?!

— А ты по другому не умеешь? Только в страхе держать?

Андрей резко хватает меня за руку, сжимая сильно, но всё же бережно, не с целью причинить боль, а скорее оградить от наступающей злости. Такой поворот лишь сильнее злит Вадима, который стиснув зубы агрессивно смотрит на нас исподлобья.

— Не перегибаешь? — пока ещё не громко спрашивает у него Вадим, не успевая притянуть меня к себе. — Сюда иди.

Обращается теперь уже ко мне, хриплым, угрожающим тоном затягиваясь удавкой на горле не смеющему и звука издать, не то что членораздельную речь. Молча, смотрю куда-то мимо него, отыскивая в себе силы шагнуть.

Осознавая все последствия данной ревностной мизансцены, дергаюсь в сторону, но запястье в плотном кольце руки болезненно щелкает в суставе и я отпружинив, возвращаюсь как бумеранг в заботливый захват. Кровь молотом стучит в висках, разбивая на осколки спокойствие, а те надоедливо впиваются в кожу, дискомфортом отзываясь во всем теле.

Видимо Вадим решает, что шоу должно продолжаться. Он бьёт правой. Резко, без замаха, точно в челюсть. Мой вскрик тонет среди круговорота каких-то ругательств и мерзкого хруста, похожего на звук ломающейся кости.

Андрей горбится, опуская голову и я на мгновение сжимаюсь от страха за него, завидев кровь густой нитью свисающей с разбитых губ, повисая в воздухе, пока Андрей не стирает её ладонью. Ему хватает пары секунд, чтобы прийти в себя и ударить навстречу. Расчётливо и опытно попадая сопернику под дых, выбивая кулаком из груди сдавленный выдох. И пользуясь тем, что Вадим не в состоянии сделать вдох или дать отпор, хватает за ворот куртки, вдалбливая в лицо удар за ударом.

— Я охрану вызову, Андрей, прекрати!

И он прекращает, прислоняя практически обмякшее тело Вадима к машине и уходя с поля боя истинным победителем, усаживается на поребрик чуть поодаль от нас.

Жалко смотреть на кровавое месиво вместо лица, но в животе еле заметно теплится гордость и радость, что я могу рассчитывать на покровительство, а Вадим в будущем сможет думать над своими действиями в отношении меня.

Помогаю сесть ему на пассажирское сидение и достав из кармана двери бутылку, предлагаю умыться.

— Лей на голову. Чего зависла?

Беспрекословно выполняю указание, пока Вадим постанывая смывает подсыхающие следы потасовки, разливая на асфальте лужицу сотканную из крови и пыли.

— Давай в больницу, — тревожно шепчу, переминаясь с ноги на ногу.

— Да пошла ты.

Вырастает передо мной в полный рост, зло прищурившись, мешкает, видимо размышляя стоит ли мне съездить по лицу или приберечь наказание до лучших времён. Мы оба замечаем боковым зрением, как Андрей привстает, кидая предупреждение, что готов ко второму раунду, если вдруг Штрих решится на глупость.

Застегивает ветровку и накидывая капюшон на мокрую голову, срывается с места, оставляя меня в покое. Но чувствую своей пятой точкой, что это до поры до времени.

— Какой же ты, всё-таки дурила, — усаживаюсь на корточки между колен Андрея. — Я же просила не устраивать «Ледовое побоище».

— Почему это я дурак? Я потерпевшая сторона, ты же видела, он первый ударил.

Он почти успевает справиться со своими эмоциями, только хищно раздувающиеся ноздри, да горящие глаза, выдают не утихомиренный гнев.

— Я тебя дураком не обзывала. Просто намекнула, что ты поступаешь не мудро связываясь со мной. Этот цирк был ни к чему.

Перевожу взгляд на сбитые костяшки рук, покрытые красной палитрой крови: его и Вадима, содранная кожа наверняка саднит и ноет до одури. Остатками воды обмываю его кисти, слегка дую на распухшие пальцы, а затем касаюсь тёплыми губами пульсирующей от боли кожи.

— Ксюх, тебе нравится так жить?

— Я уже так живу и меня всё устраивает.

Взъевшись на меня из-за ответа, Андрей вскидывая руки, сгребает щёки в охапку и припадает разбитыми губами к моим, вольно врываясь языком в рот, жёстко наказывая и кусая до истомы, до потери пульса от грубости на грани с чем-то дурманящим, забирающим последние остатки разума.

— Не надо, Андрей, — нехотя отстраняюсь, но цепляясь ногтями за ноги Андрея, дабы не рухнуть на землю, потеряв чувствительность в ногах от поцелуя. — Я не такая хорошая и положительная, как кажусь на первый взгляд. И не хочу больше переходить чёрту. Я люблю тебя, как друга.

— Ну-у-у… извини … бля мою вольность.