В памяти Анджелы жила только одна бабушкина знакомая – безалаберная лентяйка, которая в одночасье превратилась в строгую трудоголичку. Но у нее была особенная история. Девушке смолоду фатально не везло. Все ей было дано – обеспеченная родительская семья, приятная внешность, оптимизм, умение ладить с людьми, ум и интеллект на зависть. Только пригоршню удачи Бог забыл в эту корзинку бросить. Словом, она всегда оказывалась не там и не вовремя. Замуж вышла по любви, родила и вырастила детей, работала успешно. Правда, муж быстро затух сексуально и оказался вяловат в трудах на благо семьи. Поэтому нищета всегда держала в тисках, но именно это ее меньше всего беспокоило – выкручивалась. Только ей всегда казалось, что рождена она совсем для другого. А оно не давалось, хоть плачь. Никак не получалось заняться тем, о чем мечтала, в чем считала себя одаренной. Разведясь же и выйдя на пенсию, совсем перестала жить – лежала сутками на диване и голосила про себя, молча. Все было поздно. Впереди – лишь болезни, старость и одиночество. И однажды решилась: поглотала все таблетки в доме, а их там было множество, и запила бутылкой водки. Отключилась. Включилась на рассвете в жутком похмелье. Кисло подумала: «Даже отравиться не получилось. Наверное, пожалела себя. В последний момент струсила и приняла не все лекарства». Открыла ящик, вчера еще полный медикаментов. Он был совершенно пуст. Вид отсутствия чуть не сбил ее с ног. Неужели правда? Поискала в квартире, даже мусорное ведро выпотрошила – ни одной таблетки. С уважением подумала: «Я не струсила. Я все сделала честно». Кое-как дрожащими руками включила компьютер, нашла алкокалькулятор, ввела данные – пол, возраст, вес, количество принятого на грудь… Получилось, что и бутылка водки безо всяких лекарств была для нее смертельной. «Значит, та, несчастная, не выдержала и покончила с собой. А я – другая и жить буду иначе. Для этого она оставила мне тело. Не в лучшем состоянии. Начну с него», – колотилось в голове. И прыгающим пальцем она вызвала наркологов с капельницей. Про попытку суицида не обмолвилась.
Случай, конечно, уникальный. Но и трезвая Анджела во сне кое-чего достигла. Ей мерещилось, будто лежала она сереньким и теплым летним вечером на животе, подперев руками голову, на берегу неведомого озера. И смотрела в прозрачнейшую воду. А из воды на нее тупо глядели медленно проплывающие рыбы. Анджела их ненавидела: однажды бабушка при ней разделала живую… Разумеется, сначала она возненавидела хладнокровную кулинарку, но потом как-то акцент сместился. Все твари были одинаковыми, смешно беззвучно шевелили ртами, но женщина знала каждую и понимала ее речь. Вся эта потенциальная уха состояла из, казалось бы, давно забытых ею людей. Какие-то школьные подружки напоминали, будто обо всем ее предупреждали. Некогда пристававшие к ней мальчишки обзывались взрослыми непристойными словами. Последней из взглянувших на нее рыб был Мишенька. И сказал он самое ужасное:
– Тебе делать было нечего, только сохранять мою любовь. Но ты и этого единственного, главного, не смогла. Не сумела ни вымолить у Бога, ни сама преуспеть. Бездарность по жизни. Никчемность.
– Ах ты сволочь! Все ты врешь! – крикнула Анджела и саданула правым кулаком по воде. Рыбы исчезли. Она проснулась. Только что склоненное к озеру лицо и кулак были мокры. Так страшно ей еще никогда не было. Лишь через несколько минут она поняла, что это слезы.
И ноги на ковер, по-юному, мимо тапочек, опустила действительно иная Анджела Литиванова. Ей плевать было на кризисы Мишеньки. На его любовниц, если таковые существовали. Она собиралась любить не его и быть любимой не им. Все. Точка. Любимой и желанной. Уже под душем она вспомнила о том, что незадачливая самоубийца называла фантомами:
– Иногда слишком устанешь или дело застопорится, и такая тоска накатывает, и так хочется все послать к чертям, рухнуть на диван и выть, выть, выть. В эту секунду важно сказать себе, что это фантом. Ну бывают же боли в ампутированной ноге. И поступать наоборот – заняться чем-нибудь из ежедневника или хоть гулять идти, бесцельно мотаться по улицам. Отпускает быстро и надолго.
«Мой фантом – это желание во что бы то ни стало вернуть счастье с Литивановым, – четко подумала Анджела. – Однако, если муж будет продолжать в том же духе, и прогуливаться не надо. Достаточно будет прижаться к нему. Он с явным брезгливым содроганием отстранится, и нет фантома».
А за кофе громко заявила пустоте:
– И в этой деревне ты меня больше не удержишь, Мишенька. Нечем тебе. Некем. Провались она, дорогая и вожделенная для малообразованных идиоток.