Давайте познакомимся

— Я уже хотел выключать, — возбужденно сказал анестезиолог. — Вот уже за ручку взялся и вдруг — заработало.

— Дышит! — воскликнула Варвара. — Виктор Борисович, дышит!

— Это обморок был, — сказала Галя.

Полозов даже не обругал ее за глупость — натягивал перчатки, пусть не стерильные, теперь не до этого.

В груди было холодно. Ничего себе — так залететь. Принять живого за мертвого. Может быть, шок? Хотя вроде, не с чего. Или аллергия к наркозу? Он слыхал о таких случаях: некоторые не переносят. Вплоть до летального исхода. Вдруг и здесь — дали маску, отключился. В любом случае это позор. Грубейший промах. Выговор обеспечен. А могут и вообще погнать. Слава богу, еще заметили. А если бы очнулся в морге?

У Полозова даже в горле перехватило.

— Наркоза больше не давать! — крикнул он. — Следите за пульсом.

Варвара замерла у стола. Лицо у нее было какое-то странное.

— Шевелись! — закричал Полозов. — Отсос, лигатуру! Галя, тампоны — живо!

Галя мотнулась к столику с инструментами.

— Не надо, — спокойно сказала Варвара.

— Что не надо? С ума сошла!

— Посмотрите, Виктор Борисович, — так же спокойно сказала Варвара.

Полозов посмотрел. Кровь больше не текла.

— Ну и что, — сказал он. — Тромб. — Поторопил ее: — Не стой, Варвара, не стой.

— Вы глядите, глядите, — сказала она.

Кровь не просто остановилась, а как бы спеклась, ссохлась, ее вдруг стало меньше.

— На желудок посмотрите, Виктор Борисович.

Полозов не верил. Там, где он с такой быстротой и блеском зашил порез, теперь появился рубец — плотный, бугристый, надежно схватывающий края, словно операция была сделана не полчаса, а по меньшей мере месяц назад.

Суматошно подлетела Галя с тампонами. Полозов, не глядя, поймал ее за руку.

— Пульс пятьдесят. Ровный. Наполнение среднее, — сказал анестезиолог.

— И здесь, — Варвара осторожно показала пальцем.

Диафрагма, которая только что висела клочьями, вдруг начала зарастать. Именно зарастать. Лохмотья еще остались, но сморщились, съежились, прилипли к ткани и потихоньку рассасывались. Между ними прямо на глазах появлялась молодая розовая пленка.

— Вы помните Анциферова? — шепотом спросила Варвара.

Полозов быстро повернулся. Варвара смотрела напряженно, желая сказать и не решаясь при посторонних.

Он, конечно, помнил. Еще бы!

Пленка закрыла всю диафрагму. Она была тонкой, просвечивающей, в нее миллиметр за миллиметром вползали капилляры.

— Что это такое? — очень тихо спросила Галя где-то за спиной.

— Приходит в себя, — предупредила Варвара.

Парень открыл глаза, повел по сторонам, с трудом сглотнул — сейчас заговорит.

— Наркоз! — рявкнул Полозов.

Анестезиолог подскочил.

— Вы же запретили.

— Наркоз! Наркоз! Быстрее!

Маска легла на лицо. Анестезиолог прижимал ее обеими руками, поглядывая с некоторым испугом.

— Он, значит, живой, — шепотом сказала Галя.

Диафрагма совсем заросла. Ясно проступали мышцы и сухожилия. Рубец на желудке рассосался — никаких следов. И кровь, заливавшая волость, исчезла: отдельные черно-краевые сгустки с каждой секундой бледнели и таяли.

— Ох, так и растак, — сказал анестезиолог. Он заглянул через плечо.

Варвара уничтожающе посмотрела на него. Он крутил головой.

— Ох, этак и разэтак.

— Надо зашивать, — нарочито громко сказала Варвара.

Полозов очнулся.

— Да-да, конечно…

— Виктор Борисович, — протянула Галя, — я ничего не понимаю.

— Я тоже, — мрачно отозвался он.

— Ох, так-так и еще раз так, — сказал анестезиолог.

Зашили быстро, хотя Полозов не торопился — накладывал стежки машинально.

Потом он бросил держатель, задумчиво стащил перчатки.

— Остальное — сами.

Варвара понимающе кивнула.

— И снимите повязку с ноги. Она ни к чему. — Взгляд его остановился на лице парня. Тот дышал спокойно, ровно. — Голова, я думаю, в порядке. Трогать не надо. Варвара Васильевна, закончите — зайдите ко мае.

— Елки-палки, — сказал анестезиолог, видимо, исчерпав словарный запас.

Затем они сидели в дежурке. Полозов курил. Варвара принесла чай. За окном была плотная ночь. На столе вод лампой лежала история болезни.

Молчали долго. Наконец Варвара спросила:

— Что будем писать, Виктор Борисович?

Он вяло ответил:

— А что писать? Характер травм, характер операции в полости и на конечностях.

— Он уже завтра будет ходить, — сказала Варвара. — Вспомните Анциферова.

Полозов прищурился. Варвара поспешно добавила:

— Нет-нет, фамилия другая. Я смотрела. И кроме того, Анциферову за сорок, а этот совсем молодой.

Полозов криво усмехнулся.

— Значит, так. Запишем полость… Запишем, что голова в порядке. Ошиблись на «скорой». А перелом… Запишем не перелом, а вывих…

Варвара отхлебнула чай.

— И правильно, Виктор Борисович. Хватит с нас Анциферова. Три объяснительных. Четыре комиссии. Рентген, анализы, протоколы… И кто поверил?

— Я бы на их месте ни за что не поверил, — сказал он.

— Только… Мы были не одни…

Полозов махнул рукой.

— Обойдется. Эта… Галя… вообще отпадает. Кто она? Студентка?

— Да.

— Ну вот… А тот фрукт… — Он сморщился. — Ну расскажет, ну потреплется в курилке, будет клясться. Поболтают и перестанут.

Помолчав, помешал ложечкой в стакане.