Давид против Голиафа

Бодрийяр остро интуирует суть того, что воцарилось в качестве современности. Ничего не происходит, ничто не по-настоящему, все оказывается постановкой и фальшью. Система, – говорит он, – достигает своего предсмертного совершенства в тавтологии: ее содержание становится 2х2=4!

Тут Бодрийяр, однако, допускает существенную ошибку. Тавтологична не Система, а все общество в целом. И речь здесь идет не о современном обществе, а об обществе как таковом, обществе par excellence, в конечном счете, архетипическом традиционном обществе.

Тавтология есть последняя и предельная форма, в которую отливается мудрость; тавтология сакральна. Высшее сознание, достигнутое посвященными, сознание верховного жречества – тавтологично. Общество – всего лишь инструмент для передачи неизменной мудрости (которая, кстати, называется perennial philosophy, вечная философия), оно (общество) подобно запечатанной бутылке с вложенным в нее посланием, брошенной в океанические воды большого Космоса. А в послании начертано предвечными иероглифами 2х2=4, хе-хе..!

Звучит ли с какой-либо стороны вызов этому совершенству (тут с Бодрийяром не поспоришь: тавтология, действительно, эстетически неуязвима)? Разумеется. В большом Космосе работает универсальное Второе начало термодинамики. Оно ежесекундно бросает вызов идеальной формуле, предлагая с каждым отсчитанным мигом стать на бесконечно малую долю меньше: не 2х2=4, а 2х2=4–х, и Мудрость, борясь за то, чтобы и в материальном воплощении удержать свою вечную эстетику, должна постоянно компенсировать истирающее, умаляющее воздействие волн времени. А вот для этого нужна уже Система.

Система есть инструмент общества, как само общество есть орудие Мудрости. Общество приобретает, в конечном счете, путем проб и ошибок характер Системы, формируется в качестве Системы, и это уже почти финальный, уже пахнущий эсхатологией этап человеческой истории.

Система – это зеркальное отражение умаляющего действия универсальной энтропии. Но поскольку ноосферный уровень нынешнего человечества не настолько высок, чтобы переподчинять себе фундаментальные законы реальности, Система может являться только виртуальной оппозицией подлинному действию Второго начала; она осуществляет свою компенсаторную работу в суммарном коллективном общественном воображении.

Один из первых шагов в этом направлении – происходящее на наших глазах растворение государства в обществе. Суверенитет государства стремительно релятивизируется, становится легче и условнее. Это особенно заметно в дипломатическом плане на внешнем направлении; но и внутри, по отношению к своим гражданам, государство стремится, что называется, «сблизиться» с людьми. В итоге оно влезает в каждый дом, в каждую семью. То, что раньше считалось атрибутикой тоталитарности, становится сегодня повседневными приметами «зрелой развитой демократии». Государство как бы напяливает на себя содранную с общества шкуру – волк притворяется агнцем. Особо яркое выражение на Западе это находит в юридизации простых человеческих отношений, влезание закона, процедуры во все щели, в том числе, и интимные! Раньше закон был посредником между государством и гражданином в случае преступления; гражданское право было посредником между частными лицами в случае конфликта. Теперь любые человеческие связи координируются с помощью адвокатов, предпосылка конфликта закладывается в них изначально. В современном обществе рядовой гражданин, конечно, не лишен так называемого выбора, однако, он практически полностью лишен инициативы, ибо выбор, обеспеченный процедурой и по сути лишенный содержания, убивает инициативу эффективнее, чем тоталитарное принуждение.

Коллективное общественное воображение все же обретает плоть; правда, не в так называемом материальном мире, а непосредственно в преобразовании самого общества. Система пожирает общество, становится одно с ним. Это происходит поэтапно, через постоянную трансформацию общественного сознания.